Собственность мажора

Возможно я и правда где-то перегнул, но я уже полгода дома почти не появляюсь, чтобы с ней не пересекаться. Я, блин, не знал, что мне со всей этой фигней делать. Один раз я вообще на нее голую нарвался, потому что она не врубается, что живет в доме с двумя посторонними мужиками, и надо закрывать двери на замки, особенно двери ванной, когда ты в душе плещешься!

Минуту на нее в мыльной пене пялился, она даже не заметила. Отдача неделю мучила. Со свистом выдыхаю воздух, вспоминая свой столбняк.

У нее все узкое и правильное. Талия, плечи, бедра, лодыжки. Вида спереди я дожидаться не стал, иначе точно придушил бы.

— Блин… — бьюсь головой о подголовник, ерзая по сидению.

«Я готов исправиться», — быстро набираю ей.

Копирует предыдущий ответ.

«Давай мириться», — пытаюсь зайти с другой стороны.

Она молчит минуту, а за ней вторую. А потом вообще уходит в офлайн.

Жду еще пару минут, а потом потихоньку трогаюсь, направляясь в сторону дома.

Уже одиннадцать.

Город еще больше опустел за это время. Кроме меня на дороге вообще никого нет. Снег валит во всю, завтра будет коллапс.

Заехав в ворота, паркуюсь и беру в руку вибрирующий телефон.

«Чего тебе от меня надо? Ты что, на меня с кем-то поспорил?»

«Что за дичь?» — впервые за этот день я реально злюсь и набираю ее номер.

После пятого гудка она сбрасывает, но я звоню опять.

— Да! — рычит она в трубку.

— Я не спорю на людей, — рычу в ответ.

Понизив голос, она требует:

— Тогда чего тебе надо, а?

— Давай завтра встретимся.

— Зачем? — срывается ее голос. — Что за игры, Барков?

Я вдруг понимаю, что она нервничает. Гораздо сильнее, чем я. Господи, Оленёнок. Хватит упираться. Вот он я. Весь твой.

— Давай проведем вместе время, — настаиваю, прислушиваясь к ее дыханию. — Никаких игр.

— Зачем?!

Твою мать!

— Потому что, блин, — не выдерживаю я. — Ты девушка, я парень, дальше объяснять?

Я бы не отказался провести с ней время прямо сейчас. Как только я спустил тормоза, список моих желаний увеличивается с каждой минутой.

— Ты… хочешь провести вместе время?

— Да, хочу.

— Сильно?

— Максимально сильно, — заверяю я.

Она молчит, неровно дыша в трубку.

Смотрю перед собой. В ожидании выгибаю брови и успеваю досчитать до десяти.

— Отвали, — слышу перед тем, как ее голос сменяет серия коротких гудков.

Зараза.

Ударяю по рулю рукой, прикрыв на секунду глаза.

Я завожусь, как никогда в жизни. В крови всплески толи адреналина, толи тестостерона.

Выйдя в метель, хлопаю дверью и бегу к дому. Швыряю на полку ключи и рывком убираю в шкаф куртку. Телефон швыряю туда же, на полку. От греха подальше.

В доме тихо, как в лесу. И темно также. Из кухни в коридор просачивается мигание гирлянд, в остальном у нас будто электричество вырубило.

Сидящий за барной стойкой отец мрачно вертит в руке свой телефон, не особо заинтересованно глядя в телек, по которому повтор трансляции хоккейного матча. На нем все та же рубашка и брюки, а на стойке перед ним — бокал коньяку.

Сажусь рядом, зло забрасывая в рот оливку прямо из банки.

Я не фанат Деда Мороза, но такого унылого Нового года с рождения не припомню.

Глава 18

— Я такое носила? — улыбаюсь, рассматривая оглушительно — розовые ползунки с белыми пуговицами.

Глажу их пальцами и щупаю, они такие милые.

У меня будет сестра. Ребёнок. Новорождённый. Уже совсем скоро. Это так волнует. Вчера я трогала мамин живот, и он ходил ходуном, а она… плакала.

— Нет… — трогает она ползунки, — тогда такого не было.

— И что я носила? — спрашиваю весело, тыча пальцем в небесно-белые.

— Ну… — задумывается она на секунду, а потом смотрит на меня так, что у меня живот крутит, — в основном, что придётся…

— Мам, — хватаю ее за руку, поднося ту к губам. — Теперь уже не важно… — заверяю ее.

Она кивает, но только для вида. Она со мной не согласна. Но если бы она не родила меня тогда, я бы не существовала. Пусть у меня не было ползунков! У меня была ее любовь. Всегда. И у меня не было отца «мецената», а у нашей букашки есть!

Смотрю на склоненную мамину голову и закипаю.

— Розовые, белые, вот те с клубниками, — объявляю скучающему консультанту, — и эти синие тоже. И с цветочками.

— Алена, — строго говорит мама, — у нас от Нади ползунков некуда девать.

Может и так.

Но у дочери Нади отец не «меценат». Ни мама, ни Барков до сих пор не подали на развод, хотя уже вторая неделя пошла.

И он, и его… сын молчат уже два дня.

Какое-то зловещее молчание.

Кульбит в моем животе дергает нервы. Я ничего такого не жду. Я вообще думаю, что Никита Игоревич обкурился! И ещё я боюсь, что он станет на меня давить. Или манипулировать. Таким, как он, можно все.

Он спросил, боюсь ли я его.

Я… боюсь.

Чего мне ждать? Что он начнёт портить мне жизнь? Что ему надо?!

Я не стану с ним связываться. Он сложный. Тяжёлый. Грубый. Богатый.

Даже сквозь розовые мечты понимаю, что он мне не пара. Я никуда с ним не пойду. И, тем более, не поеду. Он не для меня. Я это поняла, остальное — ребячество. Просто глупость и… какая-то паранормальная влюбленность. Просто у него лицо такое. Красивое и не красивое одновременно. И он большой. И к черту его!

Почему так щекочет в груди? К черту его!