Прошмыгнула в кабинет и на цыпочках подошла к столу, за которым он восседал, окружив себя кипами бумаг. Мне нечасто удавалось застать его за работой дома. Откинувшись на спинку кожаного кресла, Герман перебирал в пальцах листы, сооружая из одной стопки листов другую. Чем дольше я стояла рядом, наблюдая за тем, как мужчина сосредоточено изучал файлы, тем глупее себя чувствовала.
Ему… стало одиноко, поэтому он позвал меня?
Быть такого не может. Когда Герман занят, его не отвлечет даже начало атомной войны. Он скрупулезно прочтет все до последней буковки, перепроверит и только тогда, вероятно, запаникует. Но и это не точно.
— Как ты себя чувствуешь? — наконец, спросил он.
Я слегка нахмурила брови, чувствуя себя немного смущенной.
— Ммм… хорошо… — произнесла скорее с вопросительной интонацией, чем дала четкий утвердительный ответ.
Утром и на протяжении всего вечера, начиная с того момента, когда Герман переступил порог лофта, в угрюмом молчании поужинал и, не проронив ни звука, не удостоив и мимолетным взглядом, закрылся в кабинете, он избегал всяческого контакта со мной.
Мог ли этот человек быть еще более неопределенным?
Ермолов откашлялся и встал с кресла. Обошел стол, грациозной плывущей походкой направился ко мне. С каждым новым шагом он стирал пространство между нами и мое спокойствие. Громоподобные удары сердца отдавались тупой болью в висках. Чем ближе мужчина становился, тем отчетливее ощущалась паника, вырывающаяся из меня со свистом на выдохах.
Я почувствовала острую необходимость в разрядке напряженной тишины, воцарившейся в кабинете, и лихорадочно прокручивала в голове варианты, с помощью которых могла бы поспособствовать тому, чтобы атмосфера в помещении перестала быть такой гнетущей.
— Ваше белье в стирке, и я… я прибралась на кухне, как вы и просили, Герман Давидович, — проговорила торопливо и мысленно отругала себя за жалкий голосок. Блеяла, словно овечка, встретившая большого и страшного волка.
Я слегка отпрянула от брюнета, когда он остановился напротив меня в непристойной близости. Съежилась от вида тронувшей его полные губы ухмылки и поспешила отвести взгляд, потому как продолжительное созерцание пунцового рта закончится для меня горьким сожалением из-за невозможности вновь прильнуть к мужчине и утянуть в поцелуй…
— Возможно, придется немного протереть мой письменный стол, — тихо выдохнул Герман, вложив в свою фразу некую двусмысленность, от которой у меня перехватило дыхание.
Я не была уверена, хочу ли сорвать с него одежду, или дать ему пощечину за то, что он так самонадеянно предположил, будто я когда-нибудь вновь займусь с ним сексом.
Но кого я пыталась обмануть?
Я буквально чувствовала, как мои колени слабели от соблазнительной перспективы. Я с жадностью смотрела, как Герман провел языком по нижней губе, и если это не было намеком на нечто большее, чем обычную уборку в его кабинете, тогда я полный ноль в распознавании флирта.
Мой взгляд упал на свежевыглаженную белую рубашку, расстегнутую на несколько пуговиц. С придыханием я любовалась смугловатой кожей Германа и крошечной частью татуировки на груди, на долю секунды позволив воспоминаниям о прошлой ночи пронестись через сознание.
— П-прямо сейчас? — вопросила, сглотнув комок в горле. — Вы обычно не работаете дома, и, может, я уберусь в вашем кабинете завтра? — было невероятно сложно сосредоточиться на чем-то, кроме того, как сантиметр за сантиметром Ермолов сокращал дистанцию, надвигаясь на меня, будто хищник.
— Сегодня, Валерия. Мне нужно, чтобы ты протерла мой стол прямо сейчас, — ровным голосом упорствовал он.
— Но…
— Сегодня, — его голос просел до хрипоты, и Герман вновь облизнул свои упругие губы самым великолепным образом, что незамедлительно свело меня с ума.
— Ооо, — выдохнула я, не зная, что сказать.
Мои навыки сопротивления откровенно хромали и не шли ни в какое сравнение со способностью Ермолова добиваться всего, чего бы он ни возжелал.
— Валерия, — промурлыкал Герман, подойдя ко мне еще на шаг, заставив отступить к его столу позади.
— Да? — чтобы удержаться от падения, я вцепилась пальцами в край стола.
— Ты до сих пор боишься меня? — полюбопытствовал он, изогнув бровь в театральном удивлении.
Он не нуждался в подтверждении своих слов. Он прекрасно это понимал и видел.
Я сфокусировала взгляд на его губах. На них расплылась озорная усмешка. Снова посмотрела в карие глаза Ермолова, когда он наклонился вперед, упершись ладонями о стол, и зажал меня между собой и деревянным предметом мебели.
— Думаю, нам придется разобраться с твоим страхом.
Прежде чем я успела что-либо сообразить, Герман схватил меня за бедра и посадил на стол. Рукой он жестко раздвинул мои ноги и втиснулся между них. Другой ладонью обхватил мое лицо и впился губами в мои с неистовством и рычанием. Я с охотой раздвинула свои уста навстречу его проворному влажному языку, пальцами обхватив запястья мужчины — сделала это скорее для того, чтобы убедить себя, будто имею хоть какую-то мизерную долю власти над ним.