— Во-первых, я не вынес бы его криков и стонов. А во-вторых, именно оттого, что его оставили в покое, бедолага преподнес нам и воду, и карты, и туловище Роско не пикнув при этом…
Некоторое время мы продолжали свой путь в полном молчании, но я чувствовал, что Сара еще не выговорилась. Я раздражал ее. Ей не нравились мои действия. Она хотела выплеснуть на меня свое негодование, но что-то у нее не получалось…
— Не нравится мне этот ваш Хух. Тварь ползучая.
— Он спас нам жизнь, защитив от лошадок, — возразил я. — А злитесь вы оттого, что не понимаете, каким образом он это сделал. Меня же данный вопрос не волнует. Главное, что Хух может повторить свой номер, если понадобится. Ползучий он или не ползучий — неважно. Он с нами заодно и вообще славный малый…
Сара сверкнула глазами.
— Это пощечина всем остальным! И Джордж вам не нравится, и Тук не по вкусу, и со мной вы вежливы не без усилий!.. И все для вас уроды и вонючки!.. А вот мне не нравятся типы, которые называют людей вонючками!..
Я сделал глубокий вдох и принялся медленно считать до десяти. Но не досчитал.
— Мисс Фостер! — сказал я. — Вы, конечно, не могли забыть о кругленькой сумме, переведенной вами на мой счет на Земле. Так вот… Единственное, что я сейчас пытаюсь сделать, — это заработать вышеупомянутые денежки. И я заработаю их, что бы вы ни говорили и ни делали. Меня совершенно не заботит нравлюсь я вам или не очень. Я не нуждаюсь в вашем восхищении моими поступками. Но!.. Пока я отвечаю за эту безумную экспедицию, в которую, кстати, вы все так рвались, — ни одна собака не смеет мне перечить. Вот когда вернемся на Землю — пожалуйста.
Что после моих слов может предпринять Сара, меня не волновало. Я должен был сказать это, пока все не полетело к чертям. Хотя, вроде бы, уже собиралось… Эта планета делала человека дерганым, беспокойным. Она таила в себе некую порочность, холод, какой бывает в недобром взгляде. Разгадка ее тайны заранее ужасала. Ко всему прочему, наш корабль был залеплен, и распрощаться в случае надобности с этим райским уголком не представлялось пока возможным…
Вообще-то я думал, что Сара тут же остановится и даст волю своей ярости. Попытается размозжить прикладом мою голову или просто пристрелить. Однако ничего подобного не произошло. Сара по-прежнему шла рядом, будто ничего и не случилось. Правда, чуть позже она тихо, но проникновенно сказала:
— Вы образцовый сукин сын…
Некоторые основания для такой аттестации у нее, конечно, имелись. Хотя грубость моя была все же спровоцирована, и это следовало учесть… Да ладно. Обзывали и почище…
Мы находились в пути уже более четверти суток, как показывали мои часы. Показывали, впрочем, впустую, так как продолжительность дня на этой планете была нам неизвестна.
Я старался все время быть начеку и понятия не имел — чего именно мне остерегаться. Город казался необитаемым, но это не означало, что какая-нибудь притаившаяся мерзость не может вдруг броситься на нас. Уж слишком все выглядело тихо и невинно.
Улицы были узкими — и та, по которой мы следовали, и ответвлявшиеся. Слепые белые стены кое-где разнообразились отверстиями, не похожими на окна. Небольшие двери, скромные донельзя, по несколько в каждом здании выходили прямо на дорогу. Иногда, правда, к ним — в этом случае массивным и расположенным на значительной высоте — вел скат. Редкая из дверей была закрыта. Казалось, отсюда ушли, даже не оглянувшись…
Внезапно дорога юркнула в сторону, и, свернув за угол, мы увидели узкий проход, который тянулся, никуда не отклоняясь, довольно далеко. Вдали же виднелось дерево — одно из огромных деревьев, возвышающихся над городом.
Я остановился. Последовала моему примеру и Сара. Позади зашаркали лошадки, и, как только стук их качалок прекратился, я расслышал звуки тихого пения. Вообще-то оно едва слышалось уже давно, приглушаемое шумом все тех же качалок и потому не привлекавшее особого внимания…
Итак, лошадки стояли, а пение продолжалось. Повернувшись, я увидел, что оно исходит от Смита. Он сидел в седле, безмятежно раскачиваясь взад-вперед, и по-младенчески ворковал.
— Ну, смелее! — сказала Сара. — Выскажитесь по этому поводу!
— Не собираюсь, — буркнул я. — Но если он не закроет хлеборезку — надену намордник.
— Это всего лишь радость, — сказал Тук. — Не стоит злиться, капитан. Мы, похоже, находимся невдалеке от того, кто разговаривал со Смитом все эти годы. Смит, естественно, вне себя от счастья.
Сгорбившийся в седле счастливец продолжал тянуть свою бесконечную песню, не обращая внимания ни на что.
— Тронулись, — сказал я, хотя собирался объявить привал. Что-то во мне воспротивилось этому, каким-то подозрительным и неподходящим для остановки показалось место. Или я просто хотел, чтобы лошадки своим стуком побыстрее заглушили идиотское пение?..
Сара, не сказав ни слова о моем жестоком обращении с людьми, послушно двинулась вперед.
Дерево все росло и становилось все более различимым. И вот уже можно было видеть, что оно стоит в некотором удалении от стен и что оно вдвое выше любого из равновысоких зданий этого города.