Софи Лорен

После того как София ушла, оператор предупредил Понти, что результат скорее всего окажется самым неблагоприятным. "Она совершенно не умеет фотографироваться! Слишком высокая, слишком костистая, слишком тяжелая. А лицо, наоборот, — слишком короткое, рот слишком широкий, а нос слишком длинный! Словом, у нее все слишком".

Просматривая проявленную пленку, Понти вынужден был согласиться. На следующий день он пригласил Софи в свой офис и постарался как можно мягче изложить девушке впечатление. В первую очередь он винил неудачное освещение и макияж, который она сделала непосредственно перед пробой. Затем Понти добавил, что профессиональный косметолог способен творить чудеса, но ему необходима небольшая помощь с ее стороны. Камера добавляет десять фунтов веса даже худому лицу, сказал он, поэтому ей придется немного похудеть и что-нибудь сделать со своим носом. Может быть, она согласится на пластическую операцию, как в свое время это делали некоторые легендарные звезды кино, когда только начинали свою карьеру.

София была очень расстроена. Ей всегда нравилось, что она крупнее и выше обыкновенных женщин, и сомневалась, что диета пойдет ей на пользу. Не дала она и разрешения на операцию на лице. Никакие доводы продюсера не могли ее переубедить.

Понти сначала решил, что девушка глуповата, затем списал ее упорство на переходный возраст: молодежи всегда хочется отстоять свое "я". Но когда так много молодых и привлекательных актрис только и ждут, чтобы их выбрали, ему оставалось лишь пожелать юной соискательнице удачи в карьере. Казалось, что все кончилось.

Остается только гадать, как все-таки случилось, что Софи и Понти стали близкими друг другу людьми и при каких обстоятельствах это произошло. Может быть, Софи никогда не раскроет их тайны. Понти тогда увлекался двадцатилетней шведкой, роскошной голубоглазой блондинкой по имени Мэйбрит Уилкенс, которую он "открыл" во время своего делового визита в Стокгольм и привез в Рим как актрису, заключившую контракт с партнерами Понти и Де Лаурентиисом. Получив новое имя Мэй Бритт, шведка дебютировала в заглавной роли в фильме "Иоланда, дочь черного пирата" и мгновенно стала звездой итальянского экрана.

К тому времени, когда в ноябре 1951 года "Quo vadis", общая продолжительность которого три часа, вышел на экраны страны, девушка из массовки Софи Лаццаро все еще была никем. Она продолжала сниматься для fumetti и соглашалась на любую работу в кино, которую ей предлагали.

Впоследствии она отрицала, что Понти помог ей сняться в фильме "Понти — Де Лаурентиис" "Анна", еще одного шоу для Сильваны Мангано, где актриса играла монахиню-няню с темным прошлым, в котором были и работа в ночном клубе, и дружба с гангстером. В этом же кинофильме снимались звезды кино Витторио Гассман и Раф Валлоне, партнеры Мангано по "Горькому рису". Снимал фильм Альберто Латтуда. Это была мелодрама, в которой Мангано меняла костюмы от монашеского одеяния до вызывающе обтягивающего платья и пела песни, сочиненные для нее Нино Рота. Румба из фильма "Байон", также известная, как "Песня Анны", после выхода фильма тут же стала шлягером и исполнялась по всему миру.

Софи Лаццаро в этой картине играла "немую" роль. Ее партнером был какой-то танцор. Они изображали одну из многочисленных пар в сцене вечеринки на открытом воздухе. "Она выглядела такой прелестной, что я решил дать ей возможность сказать пару слов", — вспоминал Латтуда. — В фильме, правда, осталось только одно слово, когда Витторио Гассман подошел к ней и сказал: "Итак, когда моя дорогая?" — она ответила: "Никогда!"

Хотя на экране сценка длилась всего несколько секунд, знакомые узнавали Софию, и ей это было приятно — ее увидели миллионы зрителей. "Анна" стала первым итальянским фильмом, сборы от которого в Италии составили один миллиард лир, еще 3 миллиона долларов он принес от проката в других странах.

Без всякой помощи она получила на несколько дней работу в съемках фильма "Это был он — да, да, да!", забойной комедии с Вальтером Кьяри, итальянским прототипом Дэнни Кэя. Обескураживающая многих готовность Софии сниматься обнаженной до пояса обеспечили ей место в первом ряду в сцене гарема — одной из эротических фантазий героя Кьяри.

В те дни в Италии господствовала очень строгая цензура, и даже частично обнаженная натура не допускалась на экран, однако во Франции, Скандинавии и Германии дела обстояли по-другому. Поэтому продюсеры "Это был он — да, да, да!" хотели "подсыпать перца" в зарубежную версию фильма. За сцены, в которых снималась Софи, ей платили обычные 30 тысяч лир за один день работы, и каждый эпизод снимался дважды. В первом варианте на ней была коротенькая юбка и бюстгальтер, который для зарубежного показа при второй съемке она снимала.