— В те времена я была совсем другим человеком и не хочу оказаться замешанной в этом теперь, — тихо пояснила она. — Но я знала его тогда, это правда.
— Он говорит, вы можете подтвердить его алиби.
— Могу, — согласилась она и тяжело сглотнула.
— Вы уверены?
Оливия кивнула; подбородок у нее задрожал, и она снова опустила взгляд.
— Прошло девять лет, — напомнил Эрик.
Оливия пыталась проглотить вставший в горле комок; она потерла под носом, подняла заблестевшие глаза и снова тяжело сглотнула.
— Мы были в пасторской усадьбе в Рённинге… он жил там, — начала она надтреснутым голосом.
— Мы говорим о вечере пятнадцатого апреля, — напомнил Эрик.
— Да. — Оливия быстро смахнула слезы со щек.
— Что вы помните?
У Оливии задрожали губы; она сильно укусила себя за нижнюю, чтобы собраться с духом, и шепотом проговорила:
— У нас была ломка. Мы начали в пятницу, и… в ночь на понедельник нам пришлось хуже всего…
— Вы уверены насчет даты?
Она кивнула и заговорила, больше не пытаясь унять дрожь в голосе:
— Мой мальчик умер в своей кроватке пятнадцатого… я обнаружила это на следующий день, внезапная младенческая смерть, это доказано, моей вины не было, но, если бы я осталась с ним, беды могло не случиться…
— Я очень сожалею…
— О Господи, — заплакала Оливия и поднялась.
Обхватив себя за плечи, Оливия отвернулась от школьного двора и заставила себя успокоиться, чтобы не дать горю излиться. Эрик предложил ей носовой платок, но она не заметила. Прерывисто дыша, она вытирала слезы.
— Много лет после этого мне хотелось просто умереть, — сказала она и снова тяжело сглотнула. — Но я уже не притрагивалась к наркотикам, ни с кем не спала… я никогда больше не беременела, у меня не было на это права, я… Он все забрал… ненавижу его за то, что он заставил меня попробовать героин, ненавижу за все…
Их разговор прервали — мяч закатился под лавку. Прибежал какой-то малыш, и Эрик дал Оливии свой платок.
— Ничего страшного, Маркус, — ласково сказала Оливия мальчику, который стоял, уставившись на нее и зажав мяч под мышкой. — Мне просто надо высморкаться.
Мальчик кивнул и убежал. Эрик подумал о блуждающих воспоминаниях Роки. В иные мгновения своего пребывания в Карсуддене он наверняка сознавал, что осужден безвинно и причиной тому — Эрик, нарушивший обещание.
— Оливия, — тихо сказал Эрик. — Я понимаю, что это нелегко, но готовы ли вы показать под присягой, что были с Роки в момент убийства?
— Да. — Женщина посмотрела ему в глаза.
Эрик поблагодарил — и тут увидел, что Нелли стоит за детской площадкой и наблюдает за ними. Он пошел назад к машине, размышляя над тем, заявит ли она на него, когда все узнает. Может быть, ему самому стоит прибегнуть к «закону Марии»[10], прежде чем Нелли сделает это.
Глава 66
Краска подсыхала; Эрик и Мадде осторожно сняли малярный скотч с плинтусов и рам — дверной и оконной, свернули плотную, неподатливую защитную бумагу и сняли целлофан с мебели, сдвинутой на середину комнаты. Даже после двух таблеток успокоительного в Эрике все еще перекатывалась тревога, когда он думал о священнике, просидевшем в заключении дольше, чем успела прожить Мадде, — из-за его, Эрика, лжи.
Они привели детскую в порядок, прежде чем в дверь позвонил курьер из пиццерии. Мадлен взяла Эрика за руку, и они пошли открывать.
— Здорово получилось? — спросила Джеки, когда они вошли на кухню.
— Ужасно здорово. — Мадде посмотрела на Эрика.
Снаружи, на улице, сквозь прозрачный солнечный свет накрапывал дождик, и день был приятно долгим, как в детстве. Эрик разрезал пиццу, разложил по тарелкам.
— Роботы едят пиццу, — довольным голосом заметила Мадде.
У девочки было умиротворенное лицо, а на сердце так легко, что она запела песенку из диснеевского мультфильма «Холодное сердце», хотя Джеки несколько раз порывалась сказать, что за столом не поют.
— Умный робот, — приговаривала Мадде, глядя на Эрика.
— А вдруг он, и правда, заржавеет? — улыбнулась Джеки — и тут почувствовала что-то у себя под ногой.
— Не заржавеет, — ответила девочка.
— Мадде, что это? — спросила Джеки и осторожно покачала упаковкой морфин-меда, который, видимо, выпал у Эрика из пиджака, висевшего на спинке стула.
— Это мое, — сказал он. — Просто упаковка альведона.
Эрик забрал таблетки и сунул в карман.
— Эрик, — начала Джеки, — можно попросить тебя об одолжении?.. У Мадде матч в среду, а я играю на вечерней службе в церкви Хессельбю… Не хочу обременять тебя, это вроде бы неправильно, но Росита, которая обычно приводит Мадде домой, всю неделю болеет.
— Хочешь, чтобы я забрал ее?
— Мама, я могу дойти сама, стадион всего-то в Эстермальме, — тут же сказала Мадде.
— Тебе категорически нельзя ходить по улице одной, — всполошилась Джеки.
— Я ее заберу, — пообещал Эрик.
— Там довольно опасная дорога, — серьезно пояснила Джеки.
— Лидингёвэген и Вальхаллавэген — черт знает что, — согласился Эрик.
— У нее есть ключ, и если у тебя дела, то оставаться не нужно. Я приду домой около восьми.
— Может быть, я даже успею посмотреть матч, — радостно сообщил Эрик Мадде.
— Эрик, я бесконечно благодарна, обещаю больше ни о чем не просить.