— Рад, рад видеть тебя в добром здравии, дружище Джедеф! — Бывший главарь разбойничьей шайки с видимой радостью похлопал старого знакомца по плечу. — А ты возмужал, я бы даже сказал постарел, стал мудрее.
Максим улыбнулся:
— Что, это настолько заметно?
— По глазам, не по телу. Так что снабженец? Согласен? — Хаемхат по-прежнему брал быка за рога без лишних слов.
— Согласен, — негромко отозвался Макс. — А чего бы ему было не согласиться? Кому помешает лишний заработок?
Тут засмеялся доселе молчавший Медой:
— Ну ясно, что никому не помешает!
— А вот тут ты не прав, — взглянув на него, Хаемхат усмехнулся. — На свете живут разные люди. Слишком разные, для того чтобы по некоторым судить о многих. Никогда так не суди, Медой!
— Так я и не сужу!
— И вот что еще, дружище Джедеф. — Главарь потеребил бороду. — Не обижайся, но я велел разузнать о тебе кое-что. О тебе и твоей семье. И знаешь, к какому выводу пришел?
— Интересно, к какому же? — С напускным безразличием Максим повел плечом.
— На самом деле тебе не очень-то нужны наши дела, — понизив голос, огорошил Хаемхат. — Ведь так? Ты просто хочешь выбраться из этого города — и чем скорее, тем лучше. С нашей помощью или без — неважно. Так вот… мы поможем тебе! Тебе и твоей семье. Молчи, не надо ничего говорить и уж тем более оправдываться. Твоя жизнь — это твоя жизнь, я вовсе не намерен в нее соваться. Просто помогу, и не только в память о нашей прошлой дружбе. Ты и здесь уже немало сделал для нас, сведя с Пиатохи… О! Воистину с ним мы закрутим большие дела… Жаль, что ты не примешь в них участия, ну да ладно, хватит об этом. Когда ты хочешь уйти?
— Ты же сам сказал — как можно скорее!
Они договорились встретиться через три дня у старого храма Баала, где располагался вход в пещеру с подземной рекой. Вход тщательно охранялся, но для Хаемхата это не представляло преграды — он честно платил почти всем десятникам из охраны. Новая его шайка — шайка, будем уж именно так называть — занималась простым но весьма доходным в сложившихся условиях осады делом: спекуляцией продовольствием и оружием. Хаемхат держал пять барок с гребцами и время от времени примазывался к какому-нибудь официальному каравану, щедро давая на лапу курирующему отправку обоза писцу.
Вот и на этот раз предстояло такое же путешествие, обычное для шайки дело. Хаемхат с Медоем всегда сами сопровождали свои подземные барки — мало было надежных людей, тех, кому можно было бы доверять если и не полностью, то хотя бы в чем-то.
— Уходим? Что я слышу? — Тейя не скрывала радости. — Мы наконец-то уходим отсюда?
— Тсс!!! — Максим замахал руками. — Не кричи так, о женщина! Я и сам рад не менее твоего. Да, надо предупредить Бату: пусть подменится или скажется больным… Что я вижу? У тебя новое платье? Красивое.
Тейя опустила трепещущие веки:
— Клянусь Амоном, рада, что тебе понравилось. Я купила его на рынке, обменяла на полмешка полбы, что вчера притащил из амбара Бата. Это же все равно была не полба, о муж мой! Это же один мусор был, клянусь всеми богами Дельты!
— Ладно тебе оправдываться, — обняв жену, хохотнул Макс. — Обменяла и обменяла, главное — платье красивое.
— То, старое, совсем уже изорвалось.
— Ты имеешь в виду маечку с «Тур эффел»?
— Ну, то, что я носила там… в земле железных змей и высоких башен.
— Земля железных змей, — тихо повторил молодой человек. — Воистину неплохо сказано, клянусь Амоном. Да-а, хорошее платье… А ну-ка поворотись!
Максим обнял супругу за талию и принялся целовать в шею. Новое платье ему и в самом деле понравилось: изумрудно-зеленое, из тонкой ткани, струящейся, словно морская волна. О, оно прекрасно гармонировало со смуглой кожей царицы… нежной шелковистой кожей…
— Ой, что ты делаешь, о царственный муж мой?
— Снимаю с тебя это платье… И, как видишь, стараюсь его не порвать…
— Но… зачем…
— Догадайся с трех раз… Ого! Чувствую — уже догадалась…
Сквозь провалы в своде пещеры пламенели кровавые отблески заката. Кое-где жарко горели факелы, отражающиеся в черной воде подземной реки дрожащими желтым маревом звездами, такими же, как на картинах Ван Гога. Пахло пóтом гребцов, сыростью и козьим сыром, два круга которого прихватил с собой в путь запасливый Хаемхат. Ужасный был сыр — мягкий, какой-то склизкий, пахучий — и как его только ели?
Лично сопровожденные каким-то важным, богато одетым чиновником, «левые» барки Хаемхата быстренько присоединились к большому каравану и, отвалив от подземной пристани, пустились в путь по реке. На этот раз приходилось выгребать против течения, впрочем, оно было несильным.
Подземная река временами расширялась, так что противоположный берег полностью терялся во мгле, иногда же — сужалась, и тогда можно было дотронуться до ближайшей стены рукой. В особо опасных и узких местах горели факелы и были выставлены посты — по двое вооруженных секирами и луками воинов в панцирях из бычьей кожи.