Сокровища ангуонов

Все это произошло очень быстро: глупая Кэду выбежала из зарослей в тот момент, когда все было уже кончено. Увидев лошадь Шрама, которая, освободившись от беспокойного седока, плыла к нам, Кэду кинулась было ей навстречу, но тотчас выскочила из воды, обдав поручика Гарта каскадом холодных брызг. Тот неторопливо вынул наган и в упор выстрелил в собаку.

Пуля угодила между ушей. Кэду ткнулась мордой в песок и осталась лежать, вытянув передние лапы, будто притаилась.

ВЫСТРЕЛЫ В НОЧИ

На третий день после смерти поручика Шрама экспедиция вышла к Безымянному ключу и остановилась на большой привал. Солнце еще золотило стволы кедров, на разные голоса щебетали пичуги, над верхушками деревьев в высоком небе медленно плыли белесые облака. Было тихо и спокойно кругом, лишь дремотно журчал родник у корней старого ильма, вывороченного половодьем.

С помощью отца я спешился и, прихрамывая, поплелся к ильму, думая лишь о том, что вот сейчас, сию минуту, уткнусь в ворох листьев и усну как убитый. Я сильно уставал от верховой езды и всякий раз, оказываясь на земле, учился ходить заново: болели все суставы, будто меня долго держали в мешке, мяли, колотили и только потом вытряхивали полуживого.

— Держись, Климент Андрианович, — приговаривал отец, взбивая листовую перину, — держись, и никаких гвоздей.

Помню, в тот день отец был особенно ласков со мной. Он гладил меня по голове и все говорил о том, что вот если бы жива была мама, то мне не пришлось бы совершать экспедиции, научная ценность которой более чем сомнительна. И все утешал меня тем, что, мол, если мы и расстанемся с ним когда-нибудь, то очень ненадолго. Я слышал его сквозь дрему и блаженно улыбался, вытянувшись во весь рост.

Подошел Гамлер, и мне расхотелось спать.

— А, вот вы где устроились! Если позволите, я посижу с вами, — оказал он и уселся на корень. Некоторое время он сосредоточенно раскуривал сигарету, потом заговорил, блуждая ласковым взглядом: — Андриан Ефимович, а ведь вы так и не ответили тогда на мой вопрос. Какую истину вы имели в виду? Только откровенно, Андриан Ефимович. Мы с вами так далеко зашли, что у нас нет оснований не доверять друг другу: сами события на какое-то время сделали нас союзниками.

— Итак?

— Почему вы ведете меня на северо-восток?

— На этот вопрос я могу ответить вопросом: почему вы идете? Почему вы идете на северо-восток, хотя имеете точные сведения о том, что оружие следовало бы искать на юго-западе?

— А вы полагаете — почему? — с улыбкой опросил Гамлер и пристально посмотрел на меня, словно предлагая быть судьей в этом споре.

— Что ж, давайте говорить откровенно. Прежде всего, вы вполне резонно решили, что оружие переправлено в более надежное место: я, по всей вероятности, вперед выходом в так называемую экспедицию нашел способ предупредить кого следует. И вы, разумеется, могли это предположить…

Отец сделал паузу, и мне отчего-то припомнилась царапина — след перочинного ножа на крышке стола, припомнились подчищенные знаки на пергаменте… (Теперь я знаю: зашифрованное донесение отца дошло по назначению — безобидная царапина помогла нашим друзьям быстро найти нужный свиток). Отец продолжал:

— Но если бы я не успел предупредить своих и оружие оставалось бы на своем месте, вы все равно не стали бы рисковать, так как отлично знали обстановку, которая сложилась в Тройчинске к моменту нашего с вами исчезновения на поэтической «Дафне». Вы, господин подполковник, попросту сбежали из Тройчинска… Я говорю достаточно откровенно?

— Вполне, хотя и должен заметить, что вы не особенно подбираете выражения, — сказал Гамлер, на этот раз без улыбки. Он снял пенсне, подышал на него, вытянув губы в трубочку, потом достал носовой платок и тщательно вытер овальные стеклышки. — Позвольте еще вопрос? Вы, конечно, не станете утверждать, что я решил завладеть полумифическими сокровищами?

— Как знать? — пожал плечами отец. — На вашем месте я сделал бы такую попытку.

— Благодарю вас. В таком случае пятая доля сокровищ принадлежит вам, — серьезно сказал Гамлер и, поднявшись, даже поклонился слегка, — слово офицера.