Сокровища зазеркалья

— Она милая. А Марта для нее — кумир души. Я это давно понял.

— Ну, остается скрестить пальцы и надеяться, что твой мир не прекратит свое существование сегодня ночью. Кстати, не хочешь выпить? У меня есть отличное вино.

— Ну, когда люди напиваются, миры, как правило, не спешат рухнуть, — ухмыляется Павел, — Так что, думаю, мы можем это себе позволить. К тому же, бокал вина располагает к беседе, а мне очень нужно поговорить с тобой, Гектор. Раз уж ты тут самый главный.

— Хоть ты меня с ума не своди, а? — морщусь я и достаю графин и бокалы.

Серебряная леди Маргарита

Глаза открывать не хотелось. Сон ускользал, оставляя за собой лишь ощущение чего-то прекрасного, светлого и свободного. Я уже не могла вспомнить, что именно мне снилось, лишь одуряющий запах свежескошенной травы, теплую конскую шкуру под щекой и почему-то насмешливую улыбку на заплывшем жиром лице Марка Уитлрока. Приснится же такое! Мне захотелось смеяться, но спустя мгновение я поняла, что запах вполне реален, так же, как и едва колышущийся от дыхания лошадиный бок у меня под головой. Я с ужасом открыла глаза и села, ожидая увидеть перед собой необъятную тушу вождя предреченного.

Я была на полу в собственной гостиной. Комната носила следы вчерашней пирушки, но отнюдь не была завалена сеном. Запах никуда не делся. Я осторожно обернулась и увидела спящую на полу Шету, чей круп до недавнего времени служил мне подушкой. Привалившись к кентаврице с другой стороны, тихо посапывала Рената.

Ни фига ж себе мы погуляли!

Голова, как ни странно, не болела, и вообще не ощущалось никаких последствий чрезмерного возлияния. Ну, кроме, разве что, легкого тумана в сознании с сопутствующей дезориентацией типа "тут — помню, тут — не помню". Но даже это не испортило мне настроения. Что бы я там ни забыла из событий прошлой ночи, самое главное теперь останется со мной.

Я улыбнулась, снова взглянув на спящих подруг, и тихонько выскользнула из комнаты.

Большая чашка сладкого кофе. Господи, как я люблю сладкий кофе! Очень сладкий кофе! Пусть это плебейский вкус, но ничего не прочищает мозги лучше ударной дозы кофеина с сахаром.

И горячий душ для ускорения действия этого магического снадобья.

Магического.

Слово сработало детонатором бомбы, именуемой моей памятью. События замелькали красочными узорами калейдоскопа. Слишком быстро, чтобы я могла их осмыслить.

Я прижала пальцы к вискам, стараясь не думать, и шагнула под обжигающие струи.

Откуда-то из глубины подсознания родилась простенькая, созвучная шуму воды мелодия. Я ухватилась за нее, и, подобно дудочке крысолова, она заставила следовать за собой воспоминания, выстраивая их в четкий ряд.

Вот, набрав полную грудь воздуха, как перед нырком, я выкладываю Ренате всю историю своей жизни. Я рассказываю о муже, которого любила самозабвенно, о его гибели и опустошенности нескольких последующих лет. О долгих годах одиночества и неприкаянности, об ощущении бессмысленности существования, которым был наполнен каждый мой день. О тоске по дочери и подспудной обиде на нее, которую я сама так ненавидела и старалась изжить в себе, и которая все же змеей поднимала голову долгими одиноким вечерами. О хрупком равновесии, обретенном, наконец, в приятном коллективе под тонкой коркой льда отчуждения. О странном хобби рисовать сказочных персонажей, подарившем мне долгожданное ощущение радости жизни. О том, как я открыла для себя интернет и возможность быть собой в анонимности виртуальных странствий и об обретении друзей безликих, но более близких, чем все мое окружение. И наконец, о бархатном голосе Энгиона, ворвавшемся в мою жизнь обещанием давно забытых, но таких желанных страстей. О том, как я позволила себе верить в возможность последней любви, и как, не задумываясь, решилась на убийство. И еще о том, что сама рассчитывала умереть, совершив его.

— Дальше ты знаешь, — говорю я ей.

— Не все, — ухмыляется Рената, — Но ты пока не готова договорить.

И я плачу, а гномка обнимает меня и шепчет, что ей тоже надо многое мне рассказать. Наконец, я успокаиваюсь и вижу веселых чертиков, пляшущих в глазах подруги.

— Знаешь, нам нужно устроить девичник, — заявляет она, — Все, никаких мужчин сегодня, пусть ночуют в Библиотеке, а мы будем с тобой напиваться, дурить, плясать нагишом, придумывать себе макияж и вечерние туалеты и сплетничать до самозабвения.

И мы начинаем напиваться прежде, чем я успеваю возразить или просто осмыслить это безумное предложение.

На наше счастье помешать нам пытаются только Грэм и Павел. Грэм, кажется, так ничего и не понял, а Павла мы пугаем настолько, что он вместе с оборотнем тут же снова испаряется в портале.