Сон Бруно

– Бог ты мой!

– Ведь кровь людская не водица, Уилл, особенно у близнецов. Ты – часть меня самого, грубая, животная, чуждая мне и, конечно же, худшая, однако мы неразрывно связаны друг с другом, и это мало назвать любовью.

– Ты всегда меня терпеть не мог, Найджел.

– Ты просто дурак, ты ничего не понимаешь.

– Ты меня продал с этой чертовой маркой.

– В порядке наказания, дорогой. Должен же я пресекать твои бесчинства.

– Ты всегда не давал мне проходу.

– В порядке самозащиты. А еще отчасти потому, что я тебе необходим. Как ангел – закоснелому негодяю, как плеть – изнеженному телу, как топор – склоненной голове.

Любое соприкосновение грубой материи с духом сопряжено со страданием.

Найджел немного отодвинул стул, и Уилл вскрикнул:

– Кончай, Найджел, я сейчас сознание потеряю.

– Пустяки. Ну вот, так-то оно лучше. А теперь перестань крутиться и слушай внимательно.

– Кто это тебя отдубасил? С удовольствием пожал бы ему руку.

Подбитый глаз Найджела заплыл громадным лиловым отеком.

– Денби.

– Денби? За что это он тебя? Впрочем, мне какое дело. Я тебе еще один фингал поставлю, только дай мне вырваться.

– Ладно. Слушай, Уилл. Ты меня будешь слушать или ты хочешь, чтобы я натянул веревку?

– Валяй-валяй, педераст несчастный, я тебя слушаю. Только ослабь веревку.

– ПОЖАЛУЙСТА.

– Пожалуйста.

– Ну вот и хорошо. Теперь слушай. Речь идет об Аделаиде.

– Об Аделаиде? Что с ней?

– Ты ведь любишь Аделаиду?

– А если бы и так, не твое собачье дело. Знаю я, ты за ней ухлестывал. Пытался ее охмурить, когда вернулся в Лондон.

– Ничего подобного.

– Держись от нес подальше, а то я тебя точно прикончу. Это моя девушка, она будет принадлежать мне. Она будет моей, даже если мне придется ее убить. К тому же она меня любит.

– Так ты воображаешь. А если у нее кто-то есть?

– Как это – кто-то есть? Никого у Ади нет, она никого не видит, нигде не бывает.

– А ей и не нужно бывать. Все происходит дома.

– Что ты хочешь сказать? Господи, неужели ты…

– Нет, не я. Денби.

– Что Денби? Не мучь ты меня!

– Денби – любовник Аделаиды. Аделаида – любовница Денби. Уже несколько лет. По-моему, тебе пора узнать об этом.

Уилл лежал неподвижно, тяжело дыша. Потом еле слышно произнес:

– Развяжи меня, Найджел. Клянусь, я тебя не трону.

Найджел встал и вытащил палку из-под стула. Раскрутил веревку, и она ослабла. Уилл неловко повернулся и стал приподниматься. Застонав, он начал стаскивать резиновый наручник. Найджел помог ему, потом высвободил лодыжку. Постанывая, Уилл массировал то затекшую руку, то ногу.

– Не верю я тебе, Найджел, – сказал он.

– Это правда.

– Докажи.

– Спроси у Аделаиды. Между прочим, взгляни-ка. Тебе ведь знаком почерк Денби?

Найджел протянул Уиллу склеенные скотчем обрывки записки. «Аделаида, моя сладкая, – говорилось в ней, – як тебе не приду, буду спать у себя, потому что вернусь поздно. Спокойной ночи, малышка. Твой Д.».

Уилл внимательно изучил послание. Потом издал протяжный душераздирающий вопль и повалился лицом в подушку.

– Тсс, не шуми…

Уилл сел, лицо у него было перекошено, челюсть дрожала, от гнева и боли он скрипел зубами.

– Я убью его. И ее тоже.

– Не бесись, Уилл.

– Убью. Говоришь, несколько лет. Несколько лет! И все это время она водила меня за нос, клялась, что у нес никого нет, позволяла мне делать ей подарки, целовать руки.

– Да, я знаю, но послушай, что я еще…

– Говорила, что она не создана для замужества! Конечно, она не создана, она просто дрянь, шлюха! И я бросил свою жизнь к ее ногам! Я ее растерзаю. И его убью. Сейчас же пойду и накрою их в постели. «Моя сладкая»! О Боже, я этого не переживу. Где мои брюки?

– Прекрати, Уилл, прекрати сейчас же и выслушай меня. Все равно я спрятал твою одежду, тебе ее не отыскать. Слушай…

– Пойду голый. Прочь с дороги, Найджел! Ты видишь, ты меня довел.

– Дверь заперта. Сядь, да сядь же.

Уилл перестал греметь дверной ручкой. Он вдруг выпрямился, застыл, закатил глаза и со стоном рухнул на кровать, закрыв лицо руками.

– О Аделаида, Аделаида! Я любил тебя, я так тебя любил!

Найджел придвинул стул ближе. Он гладил черные растрепанные волосы, плечи, сотрясавшиеся от бесслезных рыданий.

– Перестань, Уилл. Что сейчас сделаешь, ночь на дворе. Нужно все обдумать. Ты знаешь правду, а значит, они в твоей власти. Обдумай это. И не мсти Аделаиде. Бог ей судья, с нее хватит шипов в собственном сердце. А что касается Денби, мы подумаем, как его наказать. Я помогу тебе. Мы вместе его накажем.

Уилл перестал рыдать и сидел, крутя и потирая запястье, с пустым, помутившимся от горя взглядом; из полуоткрытого рта текла слюна.

– Подумать только, что она…

– Да, и она тоже. Я не повредил тебе руку?

– И это после того, как мы выросли вместе, после всего, всего… Это все равно что родная мать предала бы тебя…

– Мать всегда предает.

– Я ей полностью доверял. Никак не думал, что у нее была другая жизнь. Говоришь, несколько лет. С этим жирным боровом! Я его прирежу. В детстве она меня любила. Она была такая хорошенькая, такая невинная. Мы были счастливы.

– Да, все трое.

– Да, все трое. Мы всегда ходили, взявшись за руки. Помнишь?

– Да, а она посередке.