Соседи

В ночь на 27 апреля штурмовая группа с приданными танками прорвалась через две линии железной дороги и остановилась перед нешироким каналом. В угловом здании на той стороне, превращенном в крупный опорный пункт, засел гарнизон эсэсовцев с пулеметами. Когда совсем рассвело, над входом в здание разглядели каменного орла с гербом в когтях.

Время ожидания тянулось невыносимо. Но вот передали, что боевые порядки штурмующих доставили знамя. К берегу канала стали выдвигаться огнеметчики, готовясь бить по амбразурам. Бойцы в укрытиях запасались связками гранат.

С канала, от воды, стал наползать туман. «Это на руку», — подумал Степан Ильич, всматриваясь в затаившееся здание с толстыми кирпичными стенами. Эсэсовские пулеметы были страшны для пехоты, танкистам же, вынужденным вести бой в узких ущельях улиц, приходилось опасаться фаустпатронщиков. Однако, прежде чем прорваться к зданию, танкам предстояло совершить бросок через горбатый каменный мостик, по какой-то случайности уцелевший, — туман его то заволакивал, то, редея, выставлял соблазнительно напоказ. «Должно быть, заминирован», — соображал Степан Ильич. Об этом, и только об этом, были сейчас все его мысли.

Он до сих пор помнил, какая растерянность охватила всех, когда из тумана, уже начавшего по-утреннему розоветь, донесся слабый, жалобный плач ребенка. Этого еще не хватало! Среди бойцов, изготовившихся к штурму, произошло движение.

Выпростав из-под ребристого танкового шлема ухо, Барашков прислушался и определил:

— Кажись, за каналом.

Из выходного люка показалась голова Никиты Лесового.

— Товарищ командир, разрешите, я попробую?

Скинув толстый теплый шлем, Никита пополз к мостику, прячась в зияющих на асфальте воронках от мин и снарядов. Тотчас вокруг него стали вспыхивать длинные огненные искры — след рикошетирующих пуль. Из дома с каменным орлом по ползущему водителю открыл огонь снайпер.

Перед самым мостиком Никита долго не мог высунуться из воронки.

— Вон он где, гад! — выругался Барашков и бросился к танку. Он засек снайпера в одном из окон чердака.

Развернув башню, Василий Павлович бегло влепил несколько снарядов по чердачным окнам. Повисла кисея каменной пыли. Никита выбросился из воронки, но не кинулся через мостик, а юркнул вниз. Вскоре он показался с ребенком на руках. Пригибаясь как можно ниже, он с непокрытой растрепанной головой понесся к своим. Теперь уже два или три танка били не переставая по дому за каналом. Когда каменная пыль осела, бойцы увидели, что орел как бы выпустил герб из своих когтей, — прямое попадание снаряда разбило ему лапы.

— Ну, дядь Вась, прикрыл ты меня прямо как одеялом! Родная мать так не прикроет! — говорил, задыхаясь, Никита и мотал головой.

Спасенный ребенок не плакал, глазенки его серьезно оглядывали столпившихся вокруг танкистов. На ребенке был один ботиночек и штанишки с такими же вот лямочками, как сейчас на Алеше.

Дальше позаботиться о нем танкистам не довелось: послышалась команда, ахнули откуда-то пушки и низко над головами с ревом пронеслись штурмовики, — оказывается, их только и ждали.

К вечеру того же дня в этом разбитом пригороде был уже глубокий мир. Осмелевшие жители деловито прокладывали через каменные завалы пешеходные тропинки, роилась вокруг кухонь детвора, и конечно же уже пиликал аккордеон.

Никита Лесовой, яростно начищая сапоги, плевал на щетку и жаловался Степану Ильичу:

— Сапоги, товарищ командир, как на огне горят. Асфальт жрет.

Попав на немецкий асфальт, танцоры не успевали переменять подметки.

На щегольской, с коротенькими полами гимнастерке Лесового в полном аккурате содержались два ордена Славы и орден Красной Звезды. Эта гимнастерка была у Никиты парадной.

В танковой бригаде Степан Ильич и Барашков считались старше всех и, следовательно, не могли тянуться в развлечениях за молодыми. Стесняясь своего любопытства, они остановились в стороне от танцующих. Аккордеонист с начесанным из-под фуражки чубом играл «В лесу прифронтовом». Рядом с ним, сложив руки на коленях, сидела скромненькая немочка. Несколько пар кружились на расчищенном асфальте.

Никита Лесовой обеими руками ссунул вниз начищенные голенища, собирая их в гармошку, одернул гимнастерку и с выпяченной грудью щелкнул каблуками перед сержантом Маней, молоденькой связисткой, недавно присланной в бригаду (поговаривали, что новенькая связистка оставляла без внимания все искусные подходы неотразимого водителя командирского танка).

Никита уже расставил руки, чтобы принять партнершу, как вдруг сержант Маня мотнула подолом и быстрыми шагами направилась к стоявшим в стороне Степану Ильичу и Барашкову. Постукивая каблуками сапожек, она решительно приблизилась к ним.

— Товарищ командир, я вас приглашаю!

Пилотка лихо сидела на голове девушки, задорно торчал носик. Барашков, не удержавшись, крякнул. Ошеломленный водитель наблюдал издали взглядом ревнивого соперника. Степан Ильич смутился и зачем-то козырнул.

— Отставить! — приказал он, покраснел еще больше, повернулся и пошел.