Совесть короля

Они проследовали в трапезную — сначала Алан Сайдсмит вместе с Эндрюсом, затем преподаватели — парами либо друг с другом, либо с гостем колледжа. Раздался стук отодвигаемых скамей — это около сотни студентов поднялись со своих мест. В зале воцарилась тишина. Еще не начало смеркаться, и золотистые лучи солнца струились через высокие окна, отражаясь от полированного дерева и столового серебра. Свечей и ламп пока не зажигали, это будет сделано лишь через пару часов. В трапезной стояли два высоких стола, рассчитанных на определенное число гостей. Вопреки обыкновению между меньшими столами не было никаких различий. В других колледжах более влиятельным и богатым лицам разрешалось покупать место за высоким столом. Также имелись отдельные столы для студентов, оплачивающих обучение. Бедные студенты, именуемые стипендиатами, занимали стол третьей категории — если, разумеется, им посчастливилось получить пансион от колледжа, а не прислуживать своим богатым сокурсникам. Грэшем первым осуществил одно простое нововведение. Только те, кто уже имел степень от Кембриджа или Оксфорда, могли сидеть за высоким столом. Поэтому в колледже сэра Генри в этот вечер и стипендиаты, и студенты, оплачивающие учебу, сидели вместе и вкушали одну и ту же пищу. Для таких совместных трапез Грэшем нанимал слуг со стороны, и те прислуживали всем пирующим. Ему хотелось, чтобы даже самые бедные учащиеся хотя бы пару раз в году чувствовали себя наравне с остальными. Они ничуть не глупее своих богатых сокурсников, так пусть же хотя бы изредка посидят за одним столом с более состоятельными товарищами. Грэшем нанял нового повара, лучшего в Кембридже, и лишь после этого назначил нового президента. Что тотчас сказалось на популярности колледжа. От желающих здесь учиться не было отбоя.

Правда, имелись два исключения из правил: рядом с обладателями кембриджской или оксфордской степени за высоким столом могли сидеть только два человека — королева Елизавета и король Яков I.

Раздался удар гонга. Из-за стола поднялся один из студентов-старшекурсников и на латыни прочел молитву. Во время обычного ужина товарищи постарались бы исподтишка ущипнуть его или хотя бы смутить всеобщим приступом кашля. В этот вечер они проявили редкое великодушие. У студента был низкий басовитый голос. Звуки латинской речи эхом отдавались от стен трапезной, придавая молитве дополнительную выразительность. Вскоре молитва отзвучала, и народ приступил к трапезе.

Хотя деньги Грэшема и спасли Грэнвилл-колледж от полного разорения, изначально его место среди преподавателей было самым скромным. Теперь же оно переместилось почти на самый верх. Согласно обычаю, гость преподавателя садился справа от приглашающего, а гость президента занимал место справа от него во главе стола. По просьбе Эндрюса Грэшем и президент поменялись гостями. Чувствуя на себе восхищенные взгляды преподавателей, сэр Эдвард Кок сел рядом с Аланом Сайдсмитом. Эндрюс занял место справа от сэра Генри в нижней части стола. Тем самым он дал возможность сидевшим там богословам сполна насладиться его обществом.

Лишь после того как зажгли свечи, Грэшем и Эндрюс наконец-то повернулись друг к другу. К этому времени оба уже оказали довольно внимания сидевшим поблизости от них сотрапезникам. Сэр Генри отметил, насколько живо и остроумно Эндрюс поведал о том, как сорок шесть богословов, собранных для перевода Священного Писания на английский язык, каждый по-своему выполнили свой долг.

— Скажите, сэр Генри, — произнес Эндрюс, — можете ли вы подтвердить дошедшие до меня слухи по поводу того, что сегодня вечером мне доведется сидеть рядом с самим Антихристом? — Глаза епископа оживленно блеснули, в голосе послышалась нескрываемая ирония.

— Прежде чем ответить, ваше преосвященство, — произнес Грэшем с ничуть не меньшей иронией, — я, пожалуй, спрошу вас, на самом ли деле я имею счастье сидеть рядом с самим Спасителем, человеком столь безгрешным и благочестивым, что его можно еще при жизни причислить к лику святых?

Епископ рассмеялся веселым, искренним смехом счастливого человека, чего Грэшем от него никак не ожидал.

— Ну что же, сэр Генри, — ответил Эндрюс, вытирая губы льняной салфеткой, — коль я столь далек от того, что вы слышали обо мне, то и вы, должно быть, в равной степени далеки от приписываемых вам качеств, кои дошли до моего слуха! Возможно ли, чтобы мы с вами при всех тех грехах или добродетелях, которые нам приписывают, являли собой лишь пару простых смертных?

— С другой стороны, — неторопливо ответил Грэшем, — есть некое удовольствие в том, чтобы вообразить себя Христом или Антихристом. Чем не тема для ученого диспута за высоким столом?

— Если вы того желаете, я с радостью принимаю ваше предложение.

Лишь немногим людям удавалось выдержать взгляд Генри Грэшема. Эндрюс был из их числа.