Совок 2

— Сергей, если ты извинишься перед майором Ахмедхановым и пообещаешь впредь вести себя как нормальный советский офицер и комсомолец, я постараюсь тебя прикрыть в этой ситуации. Но учти, это последнее мое предупреждение, — доверительно произнес старший товарищ, по-отечески глядя на меня.

Похоже, домашние заготовки и аргументация у начальства закончились. Не принимает меня всерьез старший товарищ, вот и поленился подготовиться к дрессировке как следует. Но надо признать, что и других забот у начальника следствия хватает. Если честно, я ему не завидовал.

Убедившись, что Данилин ничего мне больше не скажет, я начал излагать свои ленинские представления о жизни.

— Товарищ майор, я вас очень хорошо понимаю и полностью с вами согласен, — лицо начальника от моих слов просветлело и я продолжил, — Действительно, служба, это совсем не учеба и ответственность здесь другая. И с Талгатом Расуловичем, вы правы, как-то всё не очень хорошо получилось. Пожалуй, и тут вы правы, мне конечно-же придется перед ним извиниться. И я обязательно извинюсь! До понедельника время терпит? — спросил я шефа.

— Почему до понедельника? — насторожился старший товарищ, с явным неодобрением посмотрев на меня, — Завтра утром на оперативке извинишься да и дело с концом. Я уверен, Талгат Расулович тебя поймет.

И простит, машинально продолжил я мысленно. А в слух произнес:

— Согласен, Алексей Константинович, но я бы все-таки хотел сначала посоветоваться с товарищем Копыловым. С Евгением Геннадьевичем. Он мне теперь заместо отца. Опекает он меня, потому, как сирота я. Это заведующий общим отделом в горкоме КПСС, если вы не в курсе. Вы же, коммунист, товарищ майор и сами понимаете, кабы Талгат Расулович так неуважительно по Владимиру Ильичу не прошелся, я бы даже и не задумывался. Я бы сегодня уже извинился. Но согласитесь, Алексей Константинович, ситуация слишком уж нехорошая сложилась! Антиленинец и на руководящей работе в МВД! Как он на такую должность пробрался? Кто помог?

Я недоумевающим юношеским взглядом Павлуши Морозова попытался встретиться с глазами своего старшего товарища, но у меня ничего не получилось. Старший товарищ упорно от меня отворачивался. Что-ж, ладно, тогда продолжим.

— Но это ничего, Евгений Геннадьевич, он опытный партийный работник и наверняка лучше нас с вами разберется во всём произошедшем. Он мне так и сказал недавно, ты, говорит, Сергей, если вдруг что, сразу обращайся ко мне за советом в трудную минуту, — нагло блефовал я, бесстыдно поминая всуе опытного партийца в облпотребсоюзовской дубленке, при этом не забывая простодушно заглядывать в глаза старшего товарища.

Наверное, я опять увлекся и уже в который раз за последние дни переборщил с этим простодушием. По лицу Данилина я увидел, что он рассмотрел и понял некоторую мою неискренность. Его лицо затвердело, маска строгого, но справедливого дяденьки уступила место привычному отражению ума и начальственной жесткости.

— Чего ты хочешь? Жизнь Ахмедханову сломать? — Данилин прикурил сигарету и, выйдя из-за стола, подошел к окну. На меня он старался не смотреть пуще прежнего.

— Хочу спокойно работать. Я, товарищ майор, Ахмедханову ничего не должен. Куражиться надо мной он больше не будет. На то у меня есть свои прямые и непосредственные начальники. Это вы, Алексей Константинович, и Зуева! — тоже, уже напрочь выключив дурака, выстреливал я ему в спину четкие фразы.

— Тебе не нужно ходить к Копылову. И ни к кому по этому поводу тебе ходить не нужно. И будет лучше, если ты забудешь об этом инциденте. А Ахмедханов тебя оставит в покое, это я тебе обещаю! — Данилин повернулся ко мне лицом.

Наступил критический момент и бездарно слить достигнутое преимущество было бы обидно. Но я и не собирался ничего сливать. Для проявления такой глупости я был слишком стар. Очень стар. Суперстар.

— Ничего не получится, Алексей Константинович. Мы оба с вами знаем, что Талгат Расулович меня сожрет. Не сейчас, чуть позже, но обязательно сожрет. А вот нехорошая информация про сегодняшнее и так обязательно уйдет из отделения. Даже без моего малейшего участия. Слишком уж много людей наблюдали это антиленинское безобразие, — при слове «антиленинское», старший товарищ дернулся, как от удара током.

А я продолжил.

— Ахмедханов мастер врагов наживать. Сдадут его. Вы же сами это понимаете, — конкретизировать относительно Алдаровой я даже не стал, рассудив, что эти бесхитростные пазлы он уже и сам сложил.

Данилин сверлил меня злым взглядом и молчал. Как бы он не переоценил мое желание поскандалить слишком громко. Судя по всему, он уже благоразумно переживал не столько за Ахмедханова, сколько за себя. Пока он не наговорил непоправимого и, соответственно, необратимого, я начал выдавать свои разумные предложения.