Современная семья

После ужина они оба легли спать — в одной комнате. Интересно, о чем они говорили, когда остались наедине, если, конечно, вообще что-либо сказали. Когда Агнар был уже не в силах сидеть за столом и Лив обнаружила — с преувеличенно разыгранным ужасом, — что он должен был лечь целых два часа назад, Агнара отправили спать, а затем разошлись и все остальные. Лив, по обыкновению, принялась за уборку, это ее главная тактика в любой трудной ситуации — убирать и твердо соблюдать обычный распорядок, в том числе время отхода Агнара ко сну. Это настолько важно для нее, что Лив становится просто одержимой, и мы с Хоконом часто подшучиваем над ней. Но не сегодня. Симен и Олаф помогали Лив убирать со стала, а мы с Хоконом не двинулись с места. Я еще больше злилась при мысли, что мама с папой просто встали и отправились спать, предоставив остальное нам, и мы вынуждены осмысливать принятое ими решение в их отсутствие. «Ты как, ничего?» — наконец спросила я Хо-кона. Я не знала, что еще сказать. Он тихо засмеялся и пожал плечами. Вернулись Олаф и Симен, и втроем они принялись обсуждать итальянскую премьер-лигу, а я пошла на кухню к Лив. Когда я увидела, как она стоит и рыдает над миской салата, невозможно было не рассмеяться. «Лив, что ты, не плачь», — шептала я, обняв ее за плечи.

Лив всегда зависела от родителей сильнее, чем я, от их признания и одобрения всего, что она делает, даже когда стала взрослой. Помню, она практически спрашивала позволения выйти замуж за Олафа, переживала и звонила мне каждый день, прежде чем решиться рассказать родителям, что они хотят обвенчаться в церкви, будто ничего хуже по отношению к маме с папой она сделать не могла. «Лив, — не выдержала я, — ты ведь делаешь это не для того, чтобы порадовать или огорчить маму с папой, это должно радовать только вас с Олафом». «Хотя потом может и огорчить», — добавила я, смеясь. «Тебе легко говорить, — возразила Лив. — Ты не знаешь, каково это». — «Что именно?» — «Когда у родителей такие огромные ожидания и предубеждения по поводу всего, что я делаю». — «Неправда, — ответила я. — Ты сама в равной степени участвуешь в появлении этих ожиданий, сама ждешь, что они будут чего-то от тебя ожидать. Это порочный круг». Тогда мне было двадцать шесть, и я не подозревала, как много буду думать о семье и насколько важным станет это для меня двенадцать лет спустя.

А вдруг у нас никогда не будет детей, говорю я себе, стоя под душем. Тогда моей единственной семьей останется та, которая у меня есть.

В июне мы с Сименом покупаем нашу первую общую квартиру.

Вернувшись из Италии — минус одна воображаемая беременность, минус два женатых родителя, — я первым же делом принялась просматривать объявления о продаже недвижимости. Я была уверена, что Симен может бросить меня в любой момент, что наши отношения стали очень хрупкими. На обратном пути я сидела в самолете рядом с папой и пыталась расспросить его о том, что же все-таки у них случилось. «Ничего особенного, — ответил папа. — Всегда кажется, что должна быть какая-то исходная точка — событие, что-нибудь конкретное, но на самом деле все происходит очень медленно и постепенно. Я даже не знаю, когда это началось». — «Но ведь вам было хорошо вместе», — настаивала я. «Разумеется, — кивнул папа. — Но с другой стороны, немалую часть времени мы прожили вместе скорее из чувства долга, чем по желанию, и я думал, что так правильно». Я обернулась, чтобы посмотреть на Лив, та сидела на несколько рядов дальше. Она бы подтвердила: да, так и бывает, такова жизнь. Если бы я могла сказать папе то же самое, переубедить его… но я молчала. «Странно, — продолжал папа, — люди заключают самые разнообразные договоры для закрепления разного рода отношений, а ведь далеко не каждый контракт необходимо соблюдать пожизненно, особенно если условия изменились». — «Какие условия?» — спросила я. «Мы с Туриль оба очень изменились, мы уже не те, какими были, когда познакомились, поэтому неизвестно, подходим ли мы теперь друг другу».

«Они никогда друг другу не подходили», — сказала я потом Симену. Я и раньше задумывалась над тем, насколько по-разному они воспринимают окружающее и взаимодействуют с миром. Мама склонна к конфронтации и напряжению, она более чувственна, а папа отстранен, логичен, и его эмоции возникают на другой почве. «У них нет никаких общих интересов, кроме нас, — объясняла я Симену. — Папа сказал, они в прямом смысле слова заключили договор и придерживались его. Как ты думаешь, они когда-нибудь любили друг друга?» Я понимала, что Симен не может ответить, но вопрос был отчасти риторическим — мне хотелось, чтобы он увидел разницу между ними и нами. «Я считаю, что отношения и семья должны быть основаны на том, что два человека любят друг друга, и сделали свой выбор не из практических соображений, страха и тому подобного», — говорила я, пытаясь успокоить Симена.