— Она знаетъ очень многое и то, что она знаетъ — ее погубило, — сказала мн m-me де-Морсье;- когда мы сообщимъ ей все, она, можетъ быть, въ свою очередь будетъ откровенна съ нами… Это совсмъ несчастная, погубленная женщина, съ разбитой жизнью и, вдобавокъ, безъ гроша денегъ. Все осталось тамъ… она бжала оттуда, навсегда, и вотъ теперь въ Париж — знаете ли зачмъ? она пріхала брать уроки у парижскихъ модистокъ, съ тмъ чтобы, выучившись, открыть въ Лондон модный магазинъ и такимъ образомъ заработывать кусокъ хлба. Ей ничего другого не остается. Не знаю только — выдержитъ ли ея здоровье — она неузнаваема — это тнь прежней мистриссъ Оклэй… вотъ сами увидите.
И я увидлъ, какъ уже сказано, бдное «астральное тло».
Когда m-me де-Морсье познакомила ее съ документами «дла» Могини и миссъ Л., а я — съ моими документами, она, въ большомъ волненіи, сказала намъ:
— Еслибъ я не была въ Адіар и не бжала оттуда, то, разумется, меня поразили бы вс эти открытія. Но теперь ничто меня поразить не можетъ — я сама знаю гораздо бо#льшее и ужасное!
Она стала дрожать, и слезы брызнули изъ ея глазъ. Но какъ ни просили мы ее сказать намъ, что же именно ей извстно, что именно случилось съ нею, чего она была свидтельницей — она повторяла:
— Не спрашивайте! Это такъ ужасно и отвратительно! и я не могу, не могу, не смю, понимаете — не смю говорить… Если я хоть кому-нибудь открою то, что знаю, все пропало! о себ я не думаю — я все равно уничтожена, жизнь моя разбита… но мой мужъ… однимъ моимъ лишнимъ словомъ я погублю его…
Когда мы ее спрашивали — зачмъ же ея мужъ тамъ остался, да вдобавокъ еще такъ тсно связаннымъ съ «Обществомъ», въ качеств его секретаря и редактора «Теософиста», — она глухимъ голосомъ и съ отчаяніемъ въ лиц отвчала:
— Для него нтъ возврата… онъ навсегда связанъ съ ними… онъ уже не можетъ вернуться!!
— Помилуйте, да вдь изъ вашихъ словъ можно заключить, что это какая-то ужасная секта какихъ-то мрачныхъ «душителей», съ кровожаднымъ мщеніемъ, ядомъ и кинжалами! — воскликнулъ я, и ея глаза, широко раскрытые ужасомъ, отвчали мн, что я, пожалуй, какъ это ни дико кажется, не особенно далекъ отъ истины.
— Скажите хоть одно — спросила m-me де-Морсье, — значитъ, и вы знаете, что вс обманы и гадости, о которыхъ Годжсонъ сообщаетъ въ своемъ отчет, правда?
— Конечно, знаю! — проговорила мистриссъ Оклэй. — Ахъ, Боже мой, еслибъ только это!..
Такъ мы ничего больше отъ нея и не добились, и я съ тхъ поръ ни разу ее не видлъ — свиданіе это было почти передъ самымъ моимъ отъздомъ изъ Парижа.
Эта мистриссъ Оклэй произвела на меня своей жалкой вншностью, отчаяніемъ и темными рчами самое тяжелое впечатлніе. Помимо всякаго таинственнаго и кроваваго мщенія Адіарскихъ «душителей», ядовъ и кинжаловъ, — было ясно, что она запугана вождями новйшей теософіи до послдней степени, а мужъ ея до того скомпрометтированъ, что уже для него нтъ возможности отступленія. Ихъ обманули, обобрали и запутали. Она еще нашла въ себ силу, истерзанная и нищая, убжать; онъ же, очевидно боле слабый духомъ, остался въ вчномъ рабств. Признаюсь, блдное лицо мистриссъ Оклэй съ глазами, полными ужаса, не разъ мн потомъ вспоминалось и мерещилось.
И вдругъ, въ писаніяхъ г-жи Желиховской («Русское Обозрніе», декабрь 1891 г., стр. 580–585) я встрчаю эту самую «погубленную и спасшуюся бгствомъ изъ Адіара въ Европу» мистриссъ Куперъ Оклэй — снова въ сред «теософическаго общества». Она помстила, уже посл смерти Е. П. Блаватской, въ теософическомъ журнал «Lucifer» воспоминанія о поздк съ «madame» въ Индію и своемъ пребываніи въ Адіар. Изъ этихъ «воспоминаній мистриссъ Оклэй» г-жа Желиховская приводитъ пространныя выдержки. На статьи г-жи Желиховской, какъ уже достаточно доказано, рискованно опираться; но все же трудно предположить, что эти выдержки, поставленныя въ ковычкахъ, не представляютъ боле или мене врнаго перевода. У меня нтъ подъ рукою іюньскаго No «Lucifer» за 1891 годъ; но вдь онъ существуетъ, его можно найти и проврить.
И такъ, мистриссъ Оклэй является панегиристкой Елены Петровны; она преклоняется передъ ея таинственными познаніями, описываетъ ея торжества во время пути въ Индію, почетъ, ей оказанный. Затмъ, говоря о «заговор Куломбовъ» и о разслдованіи Годжсона, она признаетъ «madame» совершенно невинной, чистой какъ снгъ, оклеветанной, — и пишетъ между прочимъ:
«Никто не бывшій на мст съ m-me Блаватской и представить себ не можетъ, до чего скандальна была несправедливость къ ней англо-индійскаго общества».
Каково было прочитать это мн,- когда я будто еще вижу передъ собою измученное лицо мистриссъ Оклэй и слышу ея приведенныя мною выше слова: «Конечно, знаю! Ахъ, Боже мой, еслибъ только это»!!..
Дале она пишетъ о болзни (въ Адіар, въ начал 1885 года) Е. П. Блаватской: