Современный самозванец [= Самозванец]

«Нет… Она слишком чиста, слишком проницательна, чтобы поверить… Она знает меня… За последнее время мы так сошлись… Я выложил ей всю свою душу… Она мне сказала, что читает в моем сердце, как в книге… Не могла же она не прочесть в нем, что я честный человек… Ведь это заглавие книги моего сердца…»

Он с нетерпением стал ожидать свидания с матерью и с ней.

Это свидание состоялось только после первого допроса у следователя.

Последний был умный, проницательный и добрый человек.

Несмотря на многолетнее служение слепой, нелицеприятной и строгой Фемиде, в его сердце не были порваны человеческие струны. Ему не представлялся обвиняемый в форме отношения за известным номером в папке с синей оберткой, на которой напечатано слово «Дело». Он всегда видел в нем человека, старался заглянуть к нему в душу, расшевелить его совесть, нравственно на него воздействовать.

Для Дмитрия Павловича Сиротинина было большим счастьем, что его дело попало именно к такому следователю.

Счастье это заключалось не в том, чтобы судебный следователь мог помочь ему в его деле, разыскать виновника растраты и освободить невинно заключенного.

Мы знаем, что обстоятельства его дела сложились так, что из них не было выхода. Мы видели, что Сиротинин понимал это сам, понимал, конечно, и судебный следователь.

При первом же допросе на последнего произвело впечатление открытое, честное лицо обвиняемого, и поразил его чистый и прямой взгляд.

Выработавший из себя вследствие своей деятельности опытного физиономиста, следователь тотчас понял, что имеет дело не с преступником, а с несчастным.

После отрицательного ответа на первый вопрос о виновности, судебный следователь прямо обратился к Сиротинину с вопросом:

– Не подозреваете ли вы кого-нибудь?

– Нет! – также прямо и решительно отвечал Дмитрий Павлович.

Следователь начал расспрашивать его относительно порядка приема денег в конторе, ежедневной проверки кассы, присутствии при этом тех или других лиц.

Сиротинин подробно и ясно дал об этом обстоятельное показание.

– Во время поверки, когда она производилась в присутствии молодого Алфимова, не давал ли он вам каких-либо поручений, требовавших вашего ухода из кассы?

– Это случалось… Он иногда требовал ту или другую из конторских книг, которые хранились в другой комнате.

– Не думаете ли вы, что в это время… – начал было следователь.

– Нет, я этого не думаю!.. – с жестом негодования перебил его Дмитрий Павлович.

Следователь посмотрел на него широко раскрытыми глазами.

– Но вы сами, надеюсь, понимаете, что если не будет сыскан виновник растраты той суммы, которая не могла быть прочтена, то этим виновником… окажетесь вы?..

– Я это знаю, – вздохнул Дмитрий Павлович.

– А между тем поведение с ключом вашего молодого хозяина мне кажется подозрительным… Ручаетесь ли вы, что в то время, когда он удалял вас из кассы, несколько пачек кредитных билетов не переходило в его карманы…

– Это немыслимо! – воскликнул Сиротинин. – Он пайщик конторы, и исчезнувшие деньги или то есть известная часть их, принадлежит и ему… Он был, кроме того, всегда ко мне так добр и любезен…

– Все это так… Я высказал лишь мои соображения, – заметил судебный следователь и этим окончил первый допрос обвиняемого в растрате кассира.

Когда солдаты увели арестанта, следователь довольно долго глядел на затворившуюся за ним дверь.

– Да! – воскликнул он вслух, – во всю мою долгую практику я первый раз вижу безусловно честного человека в арестантском халате, под тяжестью позорного обвинения… Я ему даже не могу помочь… Он сам не хочет помочь себе… Все улики против него, а участившиеся за последнее время растраты кассирами не дают мне права даже на освобождение его от суда… Только чудо может спасти его… Будем же ждать этого чуда.

На другой же день после первого допроса обвиняемого судебный следователь вызвал к себе для допроса обоих Алфимовых, назначив, однако, им разные дни.

Первым по повестке вызывался Корнилий Потапович, а через день после него был назначен допрос Ивана Корнильевича.

Старик Алфимов вкратце рассказал историю обнаружения растраты, о его предложении Сиротинину выдать ему обязательство на растраченную сумму, обеспечив его всем своим имуществом, и оставить занятия в конторе без суда, и отказ Дмитрия Павловича от этого.

– Я не ожидал от него такой наглости и закоснелости, – заключил он.

– А, быть может, это только доказывает, что он не виноват? – уронил следователь.

Корнилий Потапович посмотрел на него вопросительно-недоумевающим взглядом.

– Если бы не полная очевидность его вины, господин следователь, я сам первый бы готов был стоять за него горой.

– Вследствие чего?

– А вследствие того, что до момента обнаружения растраты считал его честнейшим и аккуратнейшим из моих служащих. Он с такою точностью и идеальной честностью исполнял несколько моих провинциальных поручений, что я стал верить в него, как в самого себя.

– И эти поручения были связаны с находившимися у него на руках денежными суммами?

– Конечно.

– Суммы эти превышали сумму приписываемой ему растраты?

– В десять раз, если не более…