Спиноза и проблема выражения

Но в каком смысле, тогда, можно управлять аффектами, как можно менять пропорцию между пассивными и активными аффективными состояниями «в рамках» потенции испытывать аффекты в пользу увеличения способности к действию? Делёз полагает, что, в этом отношении, для прояснения своей позиции Спиноза как раз и вводит особый термин, также касающийся сущности существующего модуса: conatus. Делёз следующим образом комментирует данный концепт Спинозы: поскольку сущность модуса имеет место даже тогда, когда сам модус не существует, то conatus, в свою очередь, является сущностью модуса, только если модус начинает существовать, то есть, когда он и составляющие его части задаются внешними телами и благодаря этому вступают в присущую ему связность. Итак, Conatus у Спнозы, согласно Делёзу, обозначает усилие, направленное на то, чтобы поддерживать собственное существование, на утверждение собственной сущности, но уже в режиме существования. Именно поэтому conatus не выступает в качестве некой тенденции модуса к движению. Все существующие модусы (будь то простые или сложносоставные) определяются к движению только внешними телами, но они не были бы существующими, если бы не стремились и к покою. Движение было бы ничем, если бы покой не был бы чем-то еще. «Conatus сложносоставного тела также является усилием удерживать это тело способным к тому, чтобы испытывать аффекты большим числом способов. Итак, поскольку пассивные аффективные состояния заполняют, на свой манер, нашу потенцию испытывать аффекты, мы стараемся упорствовать в существовании не только потому, что мы можем, как предполагается, обладать адекватными идеями и активными чувствами, но и потому, что мы имеем неадекватные идеи и испытываем страдания. Conatus существующего модуса неотделим, таким образом, от аффективных состояний, кои модус испытывает каждый момент. Отсюда вытекают два следствия. Аффективное состояние, каким бы оно ни было, задает conatus или сущность. Conatus – поскольку он задан аффективным состоянием или чувством, какое нам актуально дано, – называется “желанием”; как таковой он необходимо сопровождается осознанием. К связи между чувствами и идеями мы должны добавить новую связь – между желаниями и чувствами. Поскольку наша потенция испытывать аффекты остается заполненной пассивными аффективными состояниями, conatus задается страстями, или, как говорит Спиноза, сами наши желания “рождаются” из страстей. Но даже в этом случае в игру вступает наша способность действовать. Действительно, мы должны различать то, что предопределяет нас, и то, к чему мы предопределены. Пассивное аффективное состояние, будучи дано, вынуждает нас делать то или это, думать о том или этом, благодаря чему мы стараемся сохранить нашу связность или поддержать нашу потенцию. Порой мы стараемся устранить неподходящее нам аффективное состояние, порой же удерживать подходящее нам аффективное состояние – и всегда с желанием тем большим, чем больше само аффективное состояние. Но “то, на что” мы, таким образом, предопределены, объясняется нашей природой или нашей сущностью и отсылает к нашей способности действовать. Верно, что пассивное аффективное состояние свидетельствует о нашем бессилии и отделяет нас от того, что мы можем; но также верно, что оно сворачивает степень нашей способности действовать, какой бы низкой она ни была. Если мы, в некотором роде, отделены от того, что мы можем, то именно потому, что наша способность действовать обездвиживается, фиксируется, предопределяется на то, чтобы инвестировать пассивное аффективное состояние. Но, в этом смысле, conatus всегда тождественен самой способности действовать. Вариации conatus’а, поскольку он задается тем или иным аффективным состоянием, являются динамическими вариациями нашей способности действовать».^[631] Из приведенной довольно обширной цитаты видно, что между тем, что предопределяет существующий модус к действию, и тем, к чему он предопределен, дабы сохранить собственную связность или потенцию, есть (пользуясь современной терминологией) некая рекурсивная связь.