Список Шиндлера

Во время одного из утренних посещений лазарета Шиндлером, примерно через неделю после прибытия женщин из Аушвица, Биберштейн сказал ему, что у него есть подозрение насчет двоих из них. Головная боль, высокая температура, недомогание и боли по всему телу – так все начинается. Биберштейн предполагал, что через несколько дней проявятся характерные тифозные симптомы. Так что двух заболевших следует немедленно изолировать где-нибудь в пределах предприятия!

Биберштейну не пришлось долго объяснять Оскару, что может значить для их обиталища тиф, который передается укусами блох – заключенные привезли с собой их неисчислимое множество. Инкубационный период болезни может занимать до двух недель. Так что тифом, может быть, уже поражены десятки и сотни людей! Даже после появления новых ярусов нар люди все еще располагались слишком близко друг к другу. Во время коротких тайных встреч в укромных уголках завода любовники переносили друг на друга заразных насекомых. Тифозные вши постоянно мигрировали с места на место…

И казалось, что вот эта страшная весть все-таки уложит Оскара Шиндлера на лопатки.

Но он приказал спешно создать на втором этаже дезинфекционную секцию – душевые, котлы для кипячения одежды, прожарки. Это менее всего походило на очередное административное указание. Предстояло из подвала протянуть наверх трубы, по которым будет подаваться горячий пар и кипяток. Сварщики трудились в две смены. Они работали не покладая рук, с напором и желанием, характерным для тайного производства в Бринлитце. Официальный ход работ должны были символизировать огромные прессы «Хило», которые устанавливали на схватившемся бетонном полу цеха. Их монтаж отвечал интересам и заключенных, и герра директора предприятия Шиндлера, и позже Мойша Бейски отметил, что установлены они были с соблюдением всех правил и норм, ибо придавали убедительность фронту работ.

Но на деле имело значение лишь то производство, которое не получало официального утверждения. Женщины вязали из шерсти, похищенной из оставленных Гофманами тюков. Прекращали они свои занятия, кидаясь имитировать кипучую деятельность в цехах, лишь когда по заводу проходили чины СС, когда охрана направлялась в кабинет герра директора или из своих конторок показывались Фуш и Шенбрун, бестолковые немецкие инженеры по вольному найму («Нашим они и в подметки не годились», – говорили потом заключенные).

Оскар в Бринлитце был все тем же «старым добрым Оскаром» времен «Эмалии», которым он оставался в памяти своих подручных – типичный бонвиван, человек широкого размаха и бурных страстей.

Как-то вечером, по окончании своей смены, Мандель и Пфефферберг, вспотевшие и уставшие после сварочных работ, поднялись к резервуару с водой над потолком мастерской, чтобы ополоснуться после трудового дня. К резервуару вели несколько маршей металлических лестниц, в нем всегда была теплая вода. Поднявшись наверх, вы скрывались из виду в облаках пара. Вскарабкавшись, сварщики не без удивления обнаружили, что резервуар уже занят: отфыркиваясь, в нем плавал огромный голый Оскар Шиндлер. Вместе с ним плескалась голая эсэсовка с пышной грудью – та, которой Регина Горовитц дала взятку в виде золотой брошки. Заметив присутствие посторонних, Оскар помахал им рукой. Интимный стыд был ему неведом: что-то забавное, труднопонимаемое, и следовать ему невозможно.

Сварщики заметили, что обнаженная девушка явно испытывала удовольствие. Извинившись, они удалились; спускаясь, они покачивали головами, а очутившись внизу, расхохотались, как мальчишки.

У них над головами Оскар продолжал развлекаться с невозмутимой величественностью Зевса.

Эпидемия тифа не получила распространения в Бринлитце, и Биберштейн от всей души поблагодарил рабочую команду. Дизентерия тоже постепенно сошла на нет, за что следовало благодарить хорошее питание заключенных. Как гласят его свидетельские показания, хранящиеся в Яд ва-Шеме, с самого основания этого лагеря дневной рацион рабочих превышал две тысячи калорий. На всем измученном континенте лагерей и тюрем, скованном зимой, нормально питались только евреи в Бринлитце. Среди миллионов несчастных только тысяча узников Шиндлера знала, что такое настоящий суп.

Получали они вдоволь и овсяной каши. Ниже по дороге от лагеря, рядом с ручьем, в который механики Оскара спрятали когда-то ящики с контрабандной выпивкой, стояла мельница. Имея на руках рабочий пропуск, заключенные могли время от времени ходить на нее, якобы исполняя то или иное поручение одного из отделов ДЭФ. Мундек Корн вспоминал, как он возвращался в лагерь с грузом пищи. На мельнице надо было всего лишь туго подтянуть завязки у лодыжек и распустить пояс: приятель лопатой засыпал ему в штаны овсянку. Затянув пояс, он возвращался в лагерь, осторожно неся на себе бесценное сокровище; аккуратно переставляя ноги, проходил мимо охраны. В бараках его уже встречали – и, распустив завязки, пересыпали овсянку по кастрюлям.