Сталин

«Старики», несмотря на весь их опыт и авторитет, скоро отошли на второй план. Развивавшаяся в России борьба хотя и зародилась не без влияния их агитации, но развивалась без их непосредственного в ней участия — и живых элементов этой борьбы, конкретной обстановки их бытия они не знали. Они были слишком оторваны от русской почвы — и потому не могли быть руководителями движения, сошли невольно на роль попутчиков. Вождями стали «молодые».

…Русское подполье внимательно следило за развитием «Искры». И особенно внимательно следило за Лениным. Как всегда бывает при зарождении революционного движения, люди, отдавшие себя целиком революционной борьбе, инстинктивно искали героя, вождя, первосвященника, который просветил бы их истинной верой, показал бы настоящий путь, к которому можно было бы слепо и всем существом и на всю жизнь прилепиться. Такого человека до сих пор не было. Такого человека они увидели, почувствовали, вернее, в Ленине.

— Я пришел к выводу, — рассказывает Сталин о своих тогдашних переживаниях, — что в Ленине мы имеем человека необыкновенного. Он не был тогда в моих глазах простым руководителем партии, он был ее фактическим создателем, ибо он один понимал внутреннюю сущность и неотложные нужды нашей партии. Когда я сравнивал его с другими руководителями нашей партии, мне всегда казалось, что соратники Ленина — Плеханов, Мартов, Аксельрод и другие — стоят ниже Ленина целой головой, что Ленин в сравнении с ними не просто один из руководителей, а руководитель высшего типа, горный орел, не знающий страха в борьбе и смело ведущий вперед нашу партию по неизведанным путям русского революционного движения.

VII

Сам Сталин тогда еще не встречался с Лениным. Он знал его, как и большинство работников русского подполья, только по статьям, книжкам да по рассказам ездивших за границу. Те, кому удавалось повидать Ленина, приезжали обратно в восторге и подтверждали его собственные мысли об этом человеке. Они рассказывали все, что они видели и слышали за границей, в революционном центре. Сообщали, что в «Искре» нет уже согласия, что там напряженная атмосфера. По внешности все гладко, но чувствуется, что что-то внутри лопнуло. Хмурятся «старики». Нервничает Мартов. И все недовольны Лениным. За глаза его называют «самодержцем», «социал-демократическим ханом», упрекают в том, что он всех хочет подмять под себя, что он нетерпим, непримирим. Но сами приезжие этого не замечали. Природная властность Ленина им только импонировала. Их она не давила. Наоборот: Ленин им казался ближе всех.

Рассказывали о посещениях Плеханова. Он принимал нехотя, разговаривал свысока. Давал на каждом шагу чувствовать свое превосходство… Особенно неуютно чувствовали себя у него рабочие. Им непривычно было сидеть на мягких стульях в нарядной в сравнении с их русскими рабочими казармами квартире. Их поили чаем, и чай подавали на блестящем подносе в тоненьких фарфоровых чашечках.

— Того и гляди раздавишь!..

Рассказы о России Плеханов слушал неохотно, недоверчиво как-то, всем видом показывал, что он все заранее знает.

А вот когда приходили к Ленину, то там чувствовали себя как дома, как в Баку или в Тифлисе. Гостиной ему служила кухня. Сидели за простым белым сосновым столом, пили чай из простых стаканов, тут же стоял чайник, тут же хлеб. Ленин сам нарезает хлеб, мажет маслом — и непрестанно расспрашивает, всем, каждой мелочью интересуется: и как живут, и что думают, и что делают не только в политике, но и в простой жизни.

— Выйдешь потом от него и думаешь: да ты ведь, батенька, у него весь как на ладони… И никакого стеснения перед ним. И как он нас понимает!

Рассказывали о Мартове, который играл в редакции вторую после Ленина роль. Несерьезный он какой-то, легковесный. Придет, неряшливый весь, взъерошенный, заговорит быстро-быстро, никого не слушая, никому не давая слова сказать, говорит о чем угодно, на любую тему, быстро с одного на другое перескакивает, горячится, руками махает, слюной брызжет. А замолчит — и непонятно, к чему все это говорил, и неясно, что хотел сказать. Все ни к чему как-то. И сам он скоро то, что сказал, забывает…

И дома Мартов был такой же суетливый, бестолковый, беспорядочный. Везде у него ворохами лежат книги, газеты, бумаги. Когда ему что-либо нужно, долго суетится, ныряет в груды бумаг, пока найдет, что нужно. А у Ленина во всем удивительный порядок — и чувствовалось, что тот же строгий порядок и у него в голове, как тот же беспорядок у Мартова. Ленин неохотно слушает мартовскую трескотню — и часто уныло и укоризненно покачивает головой: нет ясности и твердости в Мартове. Приезжие чувствовали, что отношения Мартова и Ленина какие-то ненормальные, натянутые. Они и на «ты» еще, а все какой-то холодок ощущается. Приезжие чувствовали, что это не случайность и непоправимо.

— Разные они люди… Там знаешь, что о них говорят: Ленин твердый, Мартов мягкий. Нет. Долго им вместе не работать.