Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

В 1912 году я встретился с ним в Нарымском крае, в селе Колпашеве. […]

Коба пообедал со мною и Семеном Суриным, с которым я жил в Колпашево вместе. Сурин оказался приятелем Кобы. Они вместе раньше бывали в вологодской ссылке и вместе работали в Петрограде. Из вологодской ссылки Коба бежал за границу в каприйскую школу Горького после какой-то истории с крестьянкой, о которой его Сурин при мне расспрашивал. Возвратясь из Капри в Россию, он сразу же попал в Нарымский край.

Верещак С. Сталин в тюрьме (Воспоминания политического заключенного) //Дни. 1928. 24 января. С. 2.

Глава 20. Сольвычегодск, Вологда, осень 1910—февраль 1912 года

ОТправленный на этап из Баку 23 сентября 1910 г. Джугашвили добрался до Сольвычегодска 29 октября, на этот раз без задержек в пути. 30 октября сольвычегодский уездный исправник отписал о прибытии ссыльного начальнику Вологодского губернского жандармского управления и губернатору^[290], была составлена ведомость о прекращении его розыска. Одновременно уездный исправник почему-то счел нужным запросить сведения о Джугашвили у горийского уездного начальника, порекомендовав нужную информацию «отобрать чрез опрос матери его Екатерины Клаховой Джугашвили, проживающей в городе Гори». Вместо того чтобы выполнить эту вполне конкретную рекомендацию, в Горийском уезде запросили старшину лилойского общества, который, разумеется, ни о Джугашвили, ни о его родителях ничего не знал и знать не мог, поскольку они в селе Диди-Лило давным-давно не жили. Запрос породил обычную для тех мест переписку мелких полицейских чинов, сообщивших друг другу о полной своей неосведомленности; сельские приставы считали, что искать Джугашвили следует в городе Гори, оттуда отвечали, что такого не знают; наконец, бессмысленную переписку так и переслали сольвычегодскому исправнику без всякого положительного ответа ^[291].

В Вологодской губернии делопроизводство было поставлено иначе. Благодаря аккуратности чинов полиции и жандармского управления жизнь Иосифа Джугашвили во время ссылки в Вологодскую губернию задокументирована весьма подробно. Позднее прибавились усилия истпартов и обстоятельное выявление материалов для фонда Сталина в ИМЭЛС. Источников по вологодскому периоду много, но по иронии судьбы именно это неспешное ссыльное существование было не самой важной частью биографии будущего вождя Советского государства.

Конечно, почти полтора года, проведенные в Сольвычегодске и затем в Вологде, заставили Джугашвили лучше познакомиться с собственно русским населением и его укладом жизни, столь отличным от быта грузинских обывателей или бакинских нефтяных рабочих. Он вел обыкновенную, уже знакомую ему жизнь ссыльного: съемная комната, казенное пособие, обеды у хозяйки, своей или другой, походы на почту, мелкие покупки в местных лавках, общество ссыльных товарищей, при хорошей погоде лодочные прогулки, подвижные игры на воздухе, например в городки, в которых он, впрочем, особенной ловкостью и резвостью не отличался (см. док. 38). По приезде в Сольвычегодск Джугашвили сначала поселился в доме Григорьева (там квартировали несколько ссыльных), затем в доме напротив, у Марьи Прокопьевны Кузаковой. По ее рассказу, Джугашвили зашел к ней по рекомендации ссыльного грузина, квартировавшего в ее доме прежде (см. док. 14). Как обнаружил А. В. Островский, из домовой книги Кузаковой видно, что одновременно у нее же прописалась ссыльная Серафима Хорошева (или Хорошенина), по-видимому, ее сожительство под одной крышей с Кобой не было случайным совпадением. Но продлилось оно недолго, буквально через несколько дней ее выслали в другое место. Впрочем, ее имя фигурирует в перечне сольвычегодских ссыльных, у которых начальник Вологодского ГЖУ полковник Конисский распорядился провести обыски 14 марта и 15 апреля 1911 г. (см. док. 21, 31). Вероятно, полковник забыл о ее переводе или подразумевал, что распоряжение относится ко всем ссыльным в уезде. Потом она еще некоторое время писала Иосифу Джугашвили, писал, вероятно, и он^[292]. Три ее письма за февраль – апрель были найдены в кармане Джугашвили во время обыска 29 апреля (см. док.32). М.П.Кузакова о такой жиличке в своих рассказах о Сталине не упоминала, возможно, из осторожности, а быть может, и по иной причине: молва приписывала и ей самой роман с квартирантом, от которого она будто бы родила сына. Как и другие слухи о внебрачных детях Сталина, этот не поддается проверке^[293].