Такой подход обычно сводится к апологии или, наоборот, отрицанию, умолчанию, недооценке. Так освещали боевой путь Красной Армии с момента ее организации до последних дней. Это была цепь сплошных побед. Вся Великая Отечественная война заслонена во многих наших книгах парадом Победы 1945 г. «Все советское значит отличное», «советская власть — высшая форма демократии», — утверждали, имея в виду настоящее и прошлое. Считалось, что марксизм-ленинизм автоматически обеспечивает Советскому Союзу передовые рубежи. Апологетика отнюдь не нейтральна. Законная гордость победителя после войны под влиянием официальной пропаганды и историографии переросла, например, в опасное самодовольство. Оно до сих пор питает застойные и контрреволюционные явления. Деформировано и само знание. Многие историки уверовали в полное совершенство сделанного ими, перестали видеть нерешенные проблемы.
Проявления нигилизма также многозначны. Историки, как и пропагандисты, закрывали глаза на все отрицательное в прошлом и настоящем. Бюрократия, авторитаризм, бесправие, безработица, принудительный труд, черная экономика, мафия, нищета, наркомания, проституция изображались в виде исключительной «привилегии» эксплуататорского строя. Это можно прочесть в словарях, отредактированных академиками[125]
. Официальные историки опускали все, касающееся грубых просчетов Сталина в годы войн или мира. О военных поражениях стати упоминать, и то вскользь, лишь после XX съезда партии, убийство Сталиным и его сообщниками десятков тысяч командиров Красной Армии угодливо изображали как «увольнение»[126]. «Вождь» и его группа требовали сплошь черными красками изображать все, что было до «сталинской эры». Россия будто бы была «самой нищей и неграмотной». В речи «О задачах хозяйственников» 4 февраля 1931 г. Сталин утверждал, что «старую Россию» непрерывно били за отсталость монгольские ханы, турецкие беки, шведские феодалы, польско-литовские паны, англо-французские капиталисты, японские бароны. Били «безнаказанно» за отсталость военную, культурную, государственную, промышленную, сельскохозяйственную, за то, что Россия будто бы отставала «от передовых стран на 50—100 лет»[127].Все непролетарские классы и слои населения были сектантски представлены как регрессивные. Все несталинские политические течения, начиная с «примитивных коммунистов» (терминология Сталина) времен революций в Англии и Франции, кончая современными социал-демократами и пацифистами, «вождь» и его преемники недооценивали, презирали[128]
. Нет сомнения в том, что те из авторов, которые выводят сталинизм главным образом из отсталости России, испытывают влияние самого Сталина. Им, как и ему, свойственно, например, игнорировать демократические институты в прошлом России (вечевое управление, крестьянскую общину, рабочие артели, прессу XIX — начала XX вв., земское движение, различные общества, Советы, Думу и др.).Едва ли можно согласиться с тем, что сталинизм — это доведенное до абсурда требование разрушить «до основания» мир насилия. Сталин отнюдь не заблуждался вместе с «левыми», он бесчестно эксплуатировал их максимализм, свойственное массам нетерпение, культивируя связанные с этим деформации. Так, под видом культурной революции была уничтожена старая интеллигенция, готовая служить революции, но не новому самодержцу. Сталин и его группа стремились лишить советские народы исторического самопознания, превратить граждан в Иванов, не помнящих родства. Оторванным от истории сознанием просто манипулировать. Таких людей легко побудить предавать собственных отцов и убивать матерей.
Средства, к которым прибегла группа Сталина, весьма разнообразны. Это — забвение или прямое уничтожение многих памятников. Преднамеренно отсекались многие корни старины. Москва и другие города во многом утратили своеобразие. Была в большой мере уничтожена историческая топонимия страны. Произошло повальное переименование городов, улиц, предприятий, учреждений. Многие оставшиеся памятники были осквернены. В храмах устраивались склады химических удобрений, гаражи, тюрьмы с пыточными камерами и крематориями, рестораны. Разрушение вековых ценностей питало социальную жестокость. Сжигались документы КГБ, МИД, материалы переписей населения. Закрывался доступ в архивы даже для научных сотрудников. Сравнивали с землей многие старинные кладбища, значение которых, естественно, нельзя ограничивать лишь источниковедческой областью. Огромный ущерб памяти народов и в целом их духовности нанесло грубое отступление от общепринятых обычаев войны. Главным образом по вине Министерства обороны по истечении десятилетий после Победы останки многих сотен погибших воинов Красной Армии не погребены.