Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году

Он и запросил по телеграфу командующих фронтами: что они думают об отречении императора в пользу цесаревича Алексея? Командующие поддержали эту идею. Журналисты спрашивали потом командующего Северным фронтом генерала Рузского:

– Свободная Россия вам обязана предотвращением ужасного кровопролития, которое готовил царь. Говорят, он убеждал вас отправить на Петроград несколько корпусов, чтобы подавить революцию?

– Если уж говорить об услуге, оказанной мною революции, – горделиво ответил генерал, – то она даже больше той. Я убедил его отречься от престола.

На следующий год, не оценив его заслуг, генерала Рузского убьют революционные солдаты. Писательница Зинаида Гиппиус пометила в дневнике: «25 ноября 1918, воскресенье. В Пятигорске расстреляли генерала Рузского. Того самого, что бывал у нас в Кисловодске. Больной и невинный болтун с палочкой, немножко рамолик, за ним всегда ходили жена и дочь, офицеры молодые к нему были добродушно-нежны. Он отечески ворчал на них, целовался с ними, бодрился и постоянно хворал воспалением легких».

Военного министра Беляева расстреляют большевики. Генерал Алексеев, который, надеясь исправить случившееся, взялся формировать Добровольческую армию для борьбы с большевиками и объявил о ее создании в ноябре 1917 года, тоже умрет в октябре 1918-го от воспаления легких. Тиф отправит в могилу генерала Иванова, который не исполнил приказ императора навести порядок в столице. Генерал Хабалов, недавний командующий войсками Петроградского военного округа, эмигрирует из России.

В Тифлисе великий князь Николай Николаевич с нетерпением ожидал решения своего венценосного племянника. Просил своих подчиненных следить за происходящим.

В Ставке понимали его нетерпение. 2 марта в 23 часа 32 минуты генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего генерал Лукомский телеграфировал исполняющему обязанности начальника штаба Кавказской армии генерал-майору Леониду Митрофановичу Болховитинову в Тифлис: «По полученным сведениям, в настоящее время идет совещание с Гучковым и Шульгиным. Обещаю дать знать немедленно, как только выяснится результат, и тогда, конечно, будет немедленно сообщено для доклада великому князю».

Николай Николаевич строил большие планы: император отречется, и пост главнокомандующего вернется к нему. Так и произойдет. 7 марта Николай Николаевич попрощался с населением Тифлиса и выехал в Ставку, чтобы вступить в права главковерха. 14 марта подписал телеграмму: «Я принял присягу на верность отечеству и новому государственному строю. Свой долг до конца выполню, как мне повелевает совесть и принятые обстоятельства».

Но новой власти он не был нужен. Пока великий князь добирался до Могилева, его уже сместили…

Временное правительство делегировало к императору депутата Думы Василия Шульгина и главу Военной комиссии Александра Гучкова. Оба монархисты. Шульгин еще и националист, член черносотенного Союза Михаила Архангела. Оба уверились, что Николай должен уйти. Шульгин заявил:

– Николай II – противник всего, что как воздух необходимо стране.

Из Таврического дворца они вдвоем на автомобиле поехали на квартиру Александра Ивановича – Фурштатская, 36. Здесь Гучков сам набросал текст манифеста об отречении императора. Затем из Военного министерства по прямому проводу сообщили в Псков, что приезжают. Отправили их из Петрограда на экстренном поезде – к паровозу прицепили один вагон. Дали охрану – пять солдат с красными бантами на шинелях. В Псков прибыли вечером 2 марта; небритые и в мятой одежде, они появились в салон-вагоне императорского состава.

Шульгин описал ситуацию в стране:

– В народе глубокое сознание, что положение создалось ошибками власти, а именно верховной власти, и потому нужен какой-нибудь акт, который воздействовал бы на сознание народное. Единственный путь – это передать бремя верховного правления в другие руки. Можно спасти Россию, спасти монархический принцип, спасти династию… Прежде чем на это решиться, вам, конечно, следует хорошенько подумать, помолиться, но решиться все-таки не позже завтрашнего дня…

Император:

– Во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына. Но теперь, еще раз обдумав положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя, и на за него, так как разлучиться с ним я не могу.

Гучков:

– Мы учли, что облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти.

Точнее, малолетний император не мешал бы руководить страной.

Если бы Николай отказался, Гучков готов был принудить императора отречься. Его коллега по Временному правительству Павел Милюков вспоминал: «Гучков не исключал и самых крайних форм устранения царя в форме убийства».

В этот решающий час Николай II осознал свое полное одиночество. Фактически его изолировали, армия вышла из повиновения. Николай понял: за отказ уйти придется заплатить жизнью. Наверное, он готов был пожертвовать собой. Но не женой и детьми, которые оставались в Царском Селе заложниками.

Император: