– Ну, что вы так смотрите? Я всю жизнь мечтала, чтобы мне подарили большой торт, и я бы его ела одна, не разрезая, ложкой. Наверное, это во мне сидит моё послевоенное детство и просит: «Дай сладенького, дай сладенького!». На углу улицы Тимирязева, где трамвай поворачивает на рынок, стояла булочная. Её давно снесли, а я помню отчётливо, как с мамой стояли за белым батоном. Белого хлеба мы тогда и не видели, только серый. А тут по двору новость пробежала – батоны в булочную привезли из белой муки, по одному в руки дают. Очередь огромная, расползлась по улице змеёй до самого архива, что находился тогда в Преображенской церкви. В руки давали по одному батону, поэтому все матери стояли со своими детьми, и прихватывали ещё и соседских детей. Нам с мамой достались две белые длинные булки. Я шла по улице и ела этот хлеб, откусывая прямо от батона. И не было ничего вкуснее его!
Сегодня купила торт. Вспомнила детство, и решила побаловать его в восемьдесят лет. Лучше поздно, но купить! Купила торт для себя любимой и ем. Одна! (Ест ложкой торт.) Мммм… По-моему, целиком есть даже вкуснее, чем маленьким кусочком. Можно набрать побольше крема и орешков. Вкуснотища! Отчего я так раньше не делала? (Кладёт ложку. Задумчиво.) А раньше и некогда было – то образование и воспитание не позволяли, то глупостями занималась. А жаль, иногда надо сходить с ума, и делать то, что тебе очень, очень хочется! Даже в восемьдесят лет! Потому что за той чертой, что Бог нам отмерил и начертил, будет поздно. Очень поздно, просто невозможно. Не-воз-мож-но!
Сейчас я хочу спеть песню о старости. Такая песня на моём юбилее вполне актуальна.
Поёт.
Стук по батарее.
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Опять?
Звонит стационарный телефон.
Ольга Владимировна подходит к телефону, берёт трубку.
– Алло! Я слушаю!
Павел Григорьевич? Что случилось?
Собака? Долго выла? У меня? Я же вам говорила – у меня нет никакой собаки!
Чем я занималась? Пела!
Что значит – это я выла? Я – пела! У вас что-то со слухом, дорогой сосед! Или вы ненавидите музыку?
Ах, вы любите музыку? Не похоже!
Да, я знаю, что у вас со слухом плохо! Но это вас не оправдывает! В мой юбилей сказать, что я не пою, а вою! Это кощунство! О юбилярах и о покойниках плохо не говорят!
Нет, не прощу!
Это у вас контузия после того как грабитель ударил вас по уху? Боже праведный! Сколько вы натерпелись!
Ладно, прощаю! Я лучше для вас станцую степ. В честь примирения.
Сейчас поставлю пластинку, трубку положу рядом. А перебор моих ног будете слушать через потолок.
Стук – это не пение, Павел Григорьевич! Вой не напоминает!
Всё! Мне надо приготовиться!
Кладёт трубку на проигрыватель. Включает музыку.
Говорит в трубку.
– Алло! Павел Григорьевич! Слышно?
Я говорю – музыку слышно? Прекрасно!
Уходит. Приносит палки для скандинавской ходьбы.
Начинает танцевать и отбивать дробь палками под музыку.
Музыка заканчивается.
Подходит, запыхавшись, к телефону. Говорит в трубку.
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Павел Григорьевич! Ну, как?
Впечатлило? Меня тоже! Сама не ожидала, что так получится! Есть ещё порох в пороховницах!
Научу! Обязательно! Только отдышусь! Запыхалась… возраст всё-таки!
Чайку сейчас хлебну.
Как вы мне вовремя напомнили! Я про шампанское и забыла!
Кладёт трубку.
– Вот ведь, незадача! Про шампанское забыла! Юбилей на сухую прошёл!
Уходит на кухню.
Приносит шампанское.
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Надо было сухое вино взять. Я же не умею открывать шампанское, так же как и чиркать зажигалкой. Да и сухое вино не смогла бы открыть! Всегда все смеялись надо мной. А я не умею! Зачем шампанское взяла? Память дырявая, совсем забыла, что открыть некому. Надо было попросить в магазине, чтобы открыли! Как всегда, позднее зажигание у вас, Ольга Владимировна!
Ставит бутылку на стол.
– Ладно, чаю попьём. (Садится за стол, пьёт чай.)
Резко ставит кружку на стол.