– Может быть, – ответила его собеседница, пряча деньги. – Главное, чтобы щипцы были подальше от хозяйки. Не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю.
Она закрыла дверь за Казимиром и вернулась в гостиную, где Мария Фелис, сидя в неглиже на ковре возле очага, кормила гепарда.
– Розита, кто это был?
– Так, никто. Перепутали номера, – ответила горничная.
– Розита, ты лживая девка! – рассердилась испанка. – Кого ты думаешь провести? Я узнала голос этого недомерка, этого подлеца, который…
– Он хотел извиниться, – выпалила Розита. – Видели бы вы, как он унижался и просил прощения! Он работает в благотворительном комитете, и его просто рвут на части!
– Это не оправдание для того, чтобы спать во время моего номера! – огрызнулась Мария. – И я видела, как он любезничал за кулисами с этой кобылой!
– Он с ней не любезничал, это она пристала к нему назло вам, чтобы вывести вас из себя.
– Ха! Это он тебе сказал? Врун!
Не подозревая о буре, которую вызвало его появление, Казимир вернулся в магазин, торговавший веерами, расплатился, велел упаковать коробочки получше и отправился навестить Лину Кассини.
Итальянская дива при его появлении сидела возле рояля, изучая ноты. На ней был домашний наряд – платье немного строже и проще, чем выходное, которое оживляла только брошь с крупными бриллиантами. Однако от Казимира не укрылось, что Лина была очень умело накрашена и что стул, предназначенный для гостя, кто-то уже отодвинул от стены.
Казимир объяснил, что явился исправить ужасную ошибку, которую допустил вчера, и поднес Лине кокетливо перевязанные лентой футляры с веерами. Бросив на них рассеянный взгляд, Лина тотчас же заметила, что веера, которые ей принес гость, отменного качества и наверняка стоят очень дорого.
– Вы очень любезны, – сказала она, и голос ее потеплел. – Вы упоминали, но я уже забыла… Так чем вы занимаетесь?
– Благотворительностью, – ответил Казимир, не уточняя, что вчера и речи не было о его занятиях.
– О! – Лина изобразила заинтересованность. – Вероятно, вы унаследовали большое состояние, которое позволяет вам творить добрые дела.
– О да, – скромно подтвердил Казимир. – Но я не единственный его распорядитель, – быстро добавил он. – Есть еще сестра и племянница.
– Вот как!
Лина ожидала, что Казимир попросит у нее автограф или рассыплется в бессвязных похвалах ее божественному голосу, но не тут-то было. Вообще-то его поведение ее вполне устраивало, потому что ей наскучило давать автографы и слушать одни и те же заезженные комплименты. Человеку, который никогда не был известен, трудно представить себе, как легко можно пресытиться славой; а Лина Кассини была знаменита уже несколько лет, с первых портретов, которые с нее написал Больдини и выставил в Салоне[6]. Она метнула на Казимира сквозь ресницы загадочный взгляд.
– У вас в этой гостинице живут друзья, не так ли? Моя горничная видела некоторое время назад, как вы выходили отсюда, – пояснила певица.
Предположим, горничная ничего не видела, просто сама Лина заметила в окно уходящего Казимира, а потом болтушка Тереза доложила ей, что ее вчерашний собеседник побывал у Марии Фелис. Лине было любопытно, как Казимир попытается выкрутиться. Людей она ставила не слишком высоко и почти не сомневалась, что гость ей солжет.
– Боюсь, у меня здесь нет друзей, – чистосердечно ответил Казимир. – Но вы правы: я навещал госпожу Фелис.
– О, можете быть спокойны, – сказала Лина с тонкой улыбкой, – я не буду выспрашивать у вас подробности этого свидания.
– Свидания? – Казимир пожал плечами. – Что ж, если вам так угодно. Но я всего лишь хотел спросить, не согласится ли она выступить на благотворительном вечере в пользу детей-сирот. Я подумал, что, возможно, благая цель вечера убедит госпожу Фелис несколько уменьшить ее обычный гонорар…
Лина усмехнулась. Нет, она, конечно, была на редкость красивой женщиной, и все же, завидев сейчас ее усмешку, Казимирчик отчего-то ощутил неодолимое желание отодвинуться назад – что он, собственно, и поспешил исполнить.
– Однако вам не удалось добиться своего, не так ли? – спросила певица.
– Она заломила чудовищную сумму, – сокрушенно промолвил Казимирчик. – Признаться, я бы понял ее, будь я обычным театральным антрепренером. Но здесь… – Он развел руки, изображая полнейшее непонимание.
– Возможно, вам стоило бы обратиться к кому-нибудь другому, – задумчиво уронила Лина. – К кому-то, кто не так жаден, как госпожа Фелис.
– Но я мало кого знаю, сударыня, и потом, это должно быть имя, которое привлечет гостей, потому что мы намереваемся объявить сбор средств, а человека нелегко заставить расстаться с деньгами ради одной идеи. Ах, если бы вы знали, до чего трудно заниматься благотворительностью! – воскликнул Казимирчик, преисполняясь жалости к себе так искренне, словно все, что он говорил, было правдой. – И это неправда, что люди обычно черствые; нет, они не черствые, но они просто равнодушны ко всему, что не касается их лично, а это ничуть не лучше…
– Вы могли бы попросить меня, – оборвала Лина его излияния, и в ее голосе прозвенели металлические нотки.
Казимир вытаращил глаза: