Степные рубежи России

Одной из самых ярких черт кочевых обществ была слабость центральной политической власти. На первых порах укрепление власти ханов и других местных правителей было краеугольным камнем российской политики в регионе. В конце концов, Москва и сама была предметом аналогичной политики монголов несколькими столетиями прежде. Превращение московских князей в великих князей Московских, а затем в царей всея Руси было в немалой степени результатом политики золотоордынских ханов. В ситуации, когда русские земли были по-прежнему разделены на множество княжеств под управлением соперничавших друг с другом князей, а администрация Золотой Орды начинала приходить в упадок, ханы сочли более целесообразным опираться на одного русского князя, способного мобилизовать лояльное войско и доставить налоги и дань в ханскую столицу, Сарай. Московские князья с готовностью повиновались, в обмен обращаясь к ханам за помощью против непокорных князей. К началу XVI века, когда Золотая Орда прекратила свое существование, московские князья достигли бесспорной власти над русскими княжествами, соединившимися в единое государство – Московию.

Времена переменились, и теперь Москва, в свою очередь, имела дело с различными обломками Золотой Орды, множеством кочевых и полукочевых обществ с зачаточной центральной властью. На несколько веков главным приоритетом московской политики станет прекращение нескончаемых набегов на русские города и деревни и обеспечение мира и безопасности на южных рубежах. Для достижения этой цели Москва прибегла к стратегии, которую некогда применяли по отношению к России ее монгольские повелители, – укреплению власти единого правителя, который мог бы прекратить набеги своих людей и стал бы надежным военным союзником.

Формально такие обладатели верховной власти были и в Крымском, и в Казанском ханствах, а также среди степных обществ – ногайцев, калмыков и казахов. Но даже в Крымском ханстве, одном из самых сложных государственных образований, появившихся в результате распада Золотой Орды, власть хана ограничивали могущественные и экономически независимые дворяне[71]. Еще более слабой была власть хана в кочевом союзе. Когда выбирали наследника калмыцкого хана Аюки в 1722 году, один знатный и влиятельный калмык объяснил русскому чиновнику, что на самом деле неважно, кто станет ханом. Новый хан приобретет титул и выдающееся положение, но доход будет получать только с людей и стад, входящих в его собственный улус. У других тайши есть свои улусы, и они правят ими независимо от хана, без его вмешательства; если же хан вмешается, никто не будет ему повиноваться[72].

На протяжении XVIII века русские чиновники, которым было поручено проводить в жизнь государственную политику в отношении казахов, с постоянным изумлением рассказывали о том, насколько слаба власть казахских ханов над народом. Титул хана не был наследственным среди казахов. Вместо этого наследника избирали из числа султанов: сыновей, племянников или братьев хана. В соответствии с древним обычаем новоизбранного хана поднимали на куске белого войлока (кошме), тем самым возвышая и буквально, и символически. Когда его опускали на землю, с него снимали одежду, кроме нижнего белья. Часть одежды забирали себе султаны, а остальное разрезалось на куски и раздавалось простым людям. Затем хан получал новый наряд, соответствующий его новому положению. Тем не менее сам по себе титул не гарантировал ни престижа, ни уважения других казахов, и нередко кто-нибудь из казахской знати располагал большей властью и пользовался большим уважением, нежели его хан[73].

Москва, верная наследию Золотой Орды, предоставляла титул хана только членам династии Чингизидов, признавая их независимыми властителями, равными русскому царю. Таким образом, к примеру, в Касимове, пожалованном Москвой одному из чингизидских кланов в XV веке, правили исключительно ханы-мусульмане. Спустя долгие годы после того, как Касимов стал частью Московского государства, Москва продолжала называть касимовских правителей царями (ханами) и царевичами. Лишь в 1650‐е годы, когда последний мусульманский правитель Касимова, Сеид-Бурхан, обратился в христианство, его наследника и сына Василия перестали именовать царем или ханом[74].

Проблема вновь встала в 1690 году, когда калмыцкий вождь Аюки получил диплом от тибетского далай-ламы, жалующий ему титул хана. Вскоре после этого, признавая власть и влияние Аюки, крымский хан начал называть его ханом. Москва, продолжая настаивать, что калмыки являются русскими подданными, в конечном счете была вынуждена последовать его примеру. В 1708 году из соображений политической целесообразности – время было непростое, и военный союз с калмыками был необходим – правительство признало Аюки ханом. Это признание казалось небольшой ценой за поддержку одной из самых могущественных кочевых армий в регионе[75].