Какая темная пора — ночь нарождения на свет.Еще далеко до утра, и мгла весома и зерниста,Еще бледнеет силуэт и скорбный профиль органиста,Еще в ушах стоит трезвон и рокот погребальной стали,И комья не отгрохотали, а я опять на свет рожден…Так, значит, снова все сначала: галдеть, талдычить, толковать.За много лет душа устала одно и тоже повторять.Так, значит, снова я рождаюсь, тысячелетнее дитя,И повторяю — повторяясь. И прихожу — не преходя.Еще мгновение вглядеться в лицо уставшему врачу,Еще услышать: сердце… сердце…Вдохнуть и крикнуть. И кричу:
Письма из города. Дворик
… ты качала,Ты лелеяла, нянькала глупую душу мою,Дворовая родня — обиталище тасок и сплетен.Гей! Урла дорогая! Мне страшно, но я вас люблю.Мне уже не отречься, я ваш, я клеймен, я приметенПо тяжелому взгляду, железному скрипу строки —Как ножом по ножу — и, на оба крыла искалечен,В три стопы — как живу — так пишу, и сжимает вискиЖгут тоски по иному, по детству чужому… Я меченЭтим жестким жгутом, он мне борозды выел на лбуИ поставил навыкат глаза — на прямую наводку,Чтоб глядел я и видел: гляжу я и вижу в гробуЭтот двор, этот ор, этот быт, эту сточную глоткуДворового сортира (в него выходило окно)Взгляды жадных старух, эту мерзость словесного блуда…Я люблю вас и я ненавижу. Мне право дано —Я из наших, из тутошних, я из своих, я отсюда.Испытателем жизни — вне строп, вне подвесок, вне лонж —Меня бросили жить, и живу я, края озирая,Из какого же края, залетный восторженный «бомж»,Залетел я? И где же — ну где же! — края того края?Камень краеуголен… Но взгляд мой, по шару скользя —Как стекло по стеклу — возвращается к точке начала…Ну, нельзя было в этом дворе появляться, нельзя!Не на свет и на звук, а на зык и на гук ты качала..