Вкус вина и меда тебе знаком, и нет разницы, сто или тысяча кувшинов пройдет через твой мочевой пузырь: ты ведь только цедило[546].
Вот еще одно презрительное выражение от Сенеки. Он был богачом и, вероятно, время от времени наслаждался хорошими напитками. Его точка зрения, возможно, потрясет любого, кто после успеха в зрелом возрасте стал снобом в отношении вин (хотя ту же логику можно легко применить и к гурманам, и к фанатам гаджетов, и к меломанам, и ко множеству других «фанов» и «филов»).
Какими бы приятными, забавными и увлекательными ни были удовольствия, стоит жестко определить их место. В конце жизни вам не дадут приза за то, что вы потребляли больше, работали больше, тратили больше, собрали больше или узнали больше о разных винтажных винах, чем кто-либо другой. Вы просто трубопровод, сосуд, который временно содержал эти изысканные продукты в себе и взаимодействовал с ними.
Если вы испытываете к ним вожделение, это соображение может помочь вам чуточку притушить их сияние.
Нужно давать отдых душе: отдохнув, она станет здоровее и бодрее. Как от плодоносных полей не следует требовать [постоянного урожая], так как, если им никогда не давать отдыха, их плодородие быстро истощится, так и силы души надломит постоянный труд. После небольшого расслабления и отдыха душа вновь обретет силы. Неутомимый труд души становится источником некоего отупения и вялости[547].
Нельзя читать Марка Аврелия и Сенеку, не поражаясь разнице между ними. Совершенно разные люди, у каждого были свои сильные и слабые стороны. Кому из них вы бы доверили колоссальную ответственность за империю? Вероятно, Марку Аврелию. Но каким человеком вы бы хотели быть? Пожалуй, Сенекой.
Одна из причин – у Сенеки, похоже, имелось то, что мы сейчас назвали бы балансом между работой и жизнью. Между строк Марка Аврелия проступает: он устал; у Сенеки всегда ощущается энергия, свежесть и крепость. Вероятно, непосредственно с этим связана его философия отдыха и расслабления – в сочетании с неукоснительной учебой и другими ритуалами стоиков.
Ум – своего рода мышца, и его, как и прочие мускулы, можно перенапрячь, перетрудить и даже повредить. Нашему физическому здоровью способны навредить чрезмерное усердие, недостаток отдыха и вредные привычки. Помните байку о Джоне Генри[548] – человеке, который состязался с машиной? Так вот, он умер от напряжения. Помните об этом.
Сегодня вы можете столкнуться с тем, что потребует всего вашего терпения, полной сосредоточенности, ясности мышления или творческих прорывов. Жизнь – это долгий путь, и такие моменты в ней встречаются часто. Сможете ли вы справиться с ними, если станете работать на износ, не жалея себя? Если будете издеваться над своим телом?
Нет, не мало времени мы имеем, а много теряем. Жизнь дана нам достаточно долгая, и ее с избытком хватит на свершение величайших дел, если распределить ее с умом. Но если она не направляется доброю целью, если наша расточительность и небрежность позволяют ей утекать у нас меж пальцев, то, когда пробьет наш последний час, мы с удивлением обнаруживаем, что жизнь, течения которой мы не заметили, истекла. Именно так: мы не получили короткую жизнь, а сделали ее короткой[549].
Никто не знает, сколько проживет. Но, к сожалению, можно не сомневаться: мы слишком много времени тратим впустую. Прохлаждаемся, гоняемся за не теми вещами, отказываемся спросить себя, что для нас действительно важно. Слишком часто мы похожи на самоуверенных ученых, которых Петрарка критиковал в своем классическом эссе о невежестве[550], – людей, которые непрерывно транжирят свои силы в заботе о вещах вне их и ищут себя там. Примечательно: они понятия не имеют, что заняты именно этим.