Эта беседа вызвала у Гарримана немалое беспокойство: ему показалось, что Рузвельт пока не совсем понимает серьезность положения Британии – и то, что это означает для остального мира. Сам Гарриман публично высказывался за то, чтобы Америка сама вмешалась в войну. О прошедшем разговоре он писал: «Я уходил, чувствуя, что Президент в общем-то не сумел по-настоящему оценить то, что мне представлялось реальными особенностями ситуации. А именно – что существует немалая вероятность: Германия (если мы не поможем Британии) настолько сильно будет препятствовать поставкам в Британию, что это существенно скажется на ее обороноспособности».
Позже, примерно в половине шестого вечера, Гарриман встретился с госсекретарем Корделлом Халлом, который тоже страдал простудой и тоже выглядел уставшим. Они обсудили ситуацию на морях в более широком масштабе – в частности, угрозу, которую представляет для Сингапура рост мощи и агрессивности Японии. Халл сообщил ему, что военно-морские соединения США не планируют вмешиваться, но что он лично полагает: американскому флоту следовало бы направить некоторые из своих самых мощных кораблей в район Голландской Ост-Индии как демонстрацию силы – в надежде, что (как пересказывал его замечания Гарриман) «этот блеф заставит япошек держаться в рамках»[903].
Избрав позицию пассивного наблюдения, подчеркивал Халл, Америка рискует получить «унизительные результаты» – если Япония захватит ключевые стратегические пункты на Дальнем Востоке, а США будут и дальше держать свои корабли в безопасности – на большой тихоокеанской базе. Халл явно устал, к тому же он не очень хорошо соображал из-за простуды, поэтому никак не мог припомнить ее конкретное местоположение.
– Как называется эта гавань? – спросил Халл.
– Пёрл-Харбор, – ответил Гарриман.
– Да, точно.
Поначалу Гарриман имел лишь смутные представления о том, к каким результатам должна привести его миссия. «Никто не дал мне каких-либо инструкций или указаний по поводу того, как мне надлежит действовать», – писал он в еще одной памятной записке для своего архива[904].
Чтобы получше изучить ситуацию, Гарриман провел несколько бесед с флотскими и армейскими чинами США и ощутил их глубинное нежелание посылать оружие и материально-техническое обеспечение в Британию без четкого понимания того, что с ними планируют делать британцы. Гарриман винил в этом Гопкинса, у которого, судя по всему, сложились лишь самые общие впечатления о том, что нужно Британии и как эти потребности вписываются в черчиллевскую военную стратегию. Те военачальники, с которыми говорил Гарриман, выражали скептицизм по поводу этой стратегии – и, казалось, не особенно уверены в компетентности Черчилля. «Делаются такие замечания, как "мы не можем серьезно относиться к просьбам, которые формулируются поздно вечером за бутылкой портвейна": хотя имена не упоминаются, здесь явно имеются в виду вечерние беседы Гопкинса и Черчилля», – писал Гарриман.
Тот скептицизм, с которым Гарриман столкнулся в Вашингтоне, теперь сделал его задачу ясной, писал он: «Я должен попытаться убедить премьер-министра, что мне или кому-то другому нужно обязательно донести его военную стратегию до нашего народа, иначе он не сможет рассчитывать на получение максимального объема помощи».
Гарриман забронировал место на самолете «Атлантик Клиппер» компании «Пан Американ Эрвейз», который должен был отправиться 10 марта, в понедельник, в 9:15 с терминала «Морской аэровокзал» нью-йоркского муниципального аэропорта, носившего неофициальное название «Аэродром "Ла-Гуардия"». (Лишь позже, в 1953 году, название «Аэропорт "Ла-Гуардия"» стало официальным и постоянным.) При самых благоприятных условиях путь занял бы три дня, причем потребовалось бы несколько остановок – вначале на Бермудах (в шести часах полета от Нью-Йорка), потом, еще через 15 часов, в городе Орта, на Азорских островах. Затем «Клипперу» предстоял путь до Лиссабона, где Гарриману следовало пересесть на рейс авиакомпании KLM до португальского же города Порту. Оттуда он должен был, подождав час, проследовать на еще одном самолете в английский Бристоль, а уже оттуда на пассажирском лайнере – в Лондон.
Вначале Гарриман заказал номер в отеле «Кларидж», но потом отменил бронирование, предпочтя «Дорчестер». Он славился прижимистостью (так, он вообще редко носил с собой деньги и никогда не платил за общий обед в ресторане; жена Мэри называла его «старым жмотом») – и 8 марта, в субботу, отправил в «Кларидж» такую телеграмму: «Отмените мое бронирование, но зарезервируйте самый дешевый номер для моего секретаря»[905].