Стреляй, я уже мертв (ЛП)

Как ни настаивала мать, пытаясь разузнать, со сколькими графами и князьями она познакомилась, Ирина хранила молчание. Она могла бы ответить, что познакомилась и хорошо узнала единственного графа, настолько хорошо, что по ночам просыпается, ощущая соленый вкус его кожи и запах перегара изо рта.

Других аристократов, друзей Новикова, она видела только издалека. Прислуга, какой бы ни была особенной, не путалась с аристократией. Что знала ее мать о графах и князьях? Как она могла вообразить, что они остановят взгляд на Ирине? Она благодарила Господа за то, что больше не познакомилась ни с одним графом.

Вскоре после этого отец нашел для нее другую работу. На сей раз это было место няни в доме вдовца-скрипача с годовалым ребенком. Его жена умерла при родах, и младенца взяли к себе ее родители, но теперь бабушка тоже умерла, и бедный скрипач не знал, что ему делать с малышом.

— Он — хороший человек и великий скрипач, мы вместе работали, и я ему доверяю, — сказал Ирине отец.

Мать Ирины долго спорила с мужем по этому поводу. Она никак не могла согласиться, чтобы ее дочь служила в доме вдовца, к тому же еврея. Поползут слухи, и репутация Ирины будет погублена. Но Ирине не было до этого дела. Она-то знала, что никакой репутации у нее нет, и поэтому на ней никто никогда не женится.

— Я доверяю нашей дочери, она никогда не позволит себе ничего такого, чего впоследствии будет стыдиться. К тому же, ей не придется ночевать в этом доме, только присматривать за ребенком в течение дня.

Юрий Васильев был известным скрипачом, неоднократно выступавшим при дворе. Он был настолько талантлив, что слушатели поневоле забывали о его еврейском происхождении. Но при этом он и сам на протяжении многих лет прилагал все мыслимые усилия к тому, чтобы стать настоящим русским: начиная с того, что сменил имя, и кончая тем, что почти избавился от еврейского акцента.

Он был высоким, стройным, темноволосым и кареглазым; обладал холеными белыми руками с длинными пальцами, именно они прежде всего привлекли внимание Ирины.

С первой же минуты он показался ей необыкновенно дружелюбным и деликатным.

— Вы даже не представляете, насколько важна для меня ваша помощь, — повторял он. — Если мне самому придется нянчить моего сына, я просто не смогу работать. По ночам у меня нет этой проблемы: за ним присматривает одна добрая женщина, наша привратница. Но вот днем... Когда умерла жена, о ребенке заботились теща с тестем, но теперь теща умерла тоже, и его совершенно не с кем оставить. Мои родители живут далеко отсюда, под Москвой; они требуют, чтобы я отвез ребенка к ним. Но я обещал жене, что никому его не отдам. Михаил — очень славный мальчик, он не доставит вам особых хлопот.

Поначалу Ирина опасалась, как бы этот человек не решил воспользоваться ее зависимым положением. Однако Юрия Васильева, казалось, совершенно не волновала ее красота. Со временем их отношения стали более доверительными, но при этом они продолжали сохранять определенную дистанцию.

Однажды Ирина делала уборку в комнате Юрия, где он обычно занимался, и заметила на столе стопку каких-то бумаг; ей сразу бросилось в глаза одно слово, отпечатанное красным: «революция».

Сколько Ирина ни убеждала себя, что не должна читать чужих бумаг, однако любопытство пересилило. Она так увлеклась чтением, что не услышала, как вошел Юрий.

— Бог мой, что вы здесь делаете? — воскликнул он.

Ирина вздрогнула и выронила бумаги, которые в беспорядке рассыпались по полу.

— Простите... простите... — забормотала она. — Я не должна была...

Она не знала, куда деваться, чувствуя, как краска стыда обжигает ей кожу.

Юрий принялся собирать бумаги с пола. Он казался еще более растерянным, чем сама Ирина.

Они долго молчали, не зная, что сказать. Он выглядел обеспокоенным, она — смущенной.

— Эти бумаги не мои, — заговорил наконец Васильев. — Один мой друг передал мне их на хранение.

Ирина кивнула, но не могла сказать, что, по ее мнению, он соврал, тем более не могла попросить разрешения дочитать эти бумаги, где говорилось о том, что все люди равны, что религия не может быть причиной дискриминации, что нужно покончить с привилегиями дворянства и что России необходимо правительство свободных людей.

— Я как раз собирался их забрать и вернуть владельцу... С моей стороны было весьма неразумно оставить их на столе.

— Нет, это я виновата, я не должна была их читать, но... простите, но я ничего не могла с собой поделать.

— Вы помните, что случилось с женой Лота?

Она виновато опустила глаза и молча кивнула. Конечно, она помнила этот эпизод из Библии.

— Так вот, я надеюсь на вашу сдержанность. У моего друга могут возникнуть серьезные проблемы, если кто-нибудь... в общем, если эти бумаги попадут в неподходящие руки. Поэтому я очень надеюсь, что вы сохраните это в тайне.

— Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. И потом...

— Что — потом?

— Я... я согласна с тем, что написано в этих бумагах...

— Вот как? — оживился Васильев. — И что же вы об этом знаете?