Босая я стояла на пороге с колотящимся сердцем, пытаясь осознать и объяснить происходящее. Шауль сказал, она больна. Она точно больна, ей нужна помощь. Но я не знаю, что с ней, разве я могу помочь? Нет, мне нужно уйти. Срочно. Она может попросить Шауля. Я ее даже не знаю. Но она так напугана. И я тоже.
Дверь за мной приоткрылась. Я подскочила на месте, чуть не нырнув со ступеньки носом в чудесную вымощенную дорожку.
– Пожалуйста. Я не хотела тебя напугать. Мне очень нужно, чтобы ты осталась, – осторожно проговорила Хая, будто общалась не с домработницей, а с ребенком или диким зверьком, забравшимся случайно в ее дом, – Если пойдешь со мной, обещаю всё объяснить. Пожалуйста.
Теперь она говорила сдержанно, так, что на её фоне одержимой и неадекватной казалась я. Все снова было нормально, словно то, что произошло, произошло лишь в моей голове.
– Я, конечно, слышала, что ходить босиком полезно, но не по городу же, – Хая криво улыбнулась уголком рта и кивнула, приглашая проследовать за ней. Проклятые туфли снова не оставили мне выбора.
4
Она сидела за фортепиано и вот уже пятнадцать минут пыталась сфокусироваться, а я на кожаном пуфе в нескольких метрах от нее надеялась на обещанные объяснения. О них она благополучно забыла, удовлетворив потребность в компании. Перелистывая туда-обратно страницы нотной тетради, Хая что-то озабоченно искала. Несколько раз ее кисти касались белоснежных клавиш, но она тут же одергивала их, ерзала на стуле, будто проблема была в нем, и снова возвращалась к нотам. Ее пальцы сопротивлялись.
Наконец женщина смиренно захлопнула крышку инструмента и, все же вспомнив о моем присутствии, переключила на меня внимание.
– Играешь?
– Нет, – я мотнула головой.
– Мда, странный вопрос.
Хая уже не казалась встревоженной, скорее раздраженной. Это легко читалось по искривленным в надменной ухмылке губам – она не скрывала. Зато выглядела она гораздо свежее, чем в те наши редкие встречи на кухне. Привычная заспанность лица значительно спала, открыв моему любопытному взору его изящные черты. Она была безусловно красива. С врожденным “кошачьим” прищуром, аккуратным ртом и маленькими бровями-домиками, четкой линией подбородка и в меру крупной нижней челюстью – в ее лице не было доминирующих черт, и даже наряженное в недружелюбную маску оно могло быть иллюстрацией всей вселенской гармонии, которую природа бережно положила на свой холст.
А еще она была причесана. Можно ли самовлюбленно считать, что пышные волнистые локоны, обычно пушащиеся и торчащие в разные стороны, сегодня лежали аккуратно именно для меня. Забавно, если Хая решила, что с милой прической у нее будет больше шансов убедить меня отказаться от вечерней прогулки в ее пользу. Так или иначе, ее план сработал. Я оставалась на месте, пряча от нее трепет любопытства.
– Разве твоя семья не против, что ты здесь работаешь? – спросила Хая по-обыкновенному не особо вовлечено и, не дожидаясь ответа, удалилась в свою обитель, но дверь оставила открытой.
– Они думают, я сижу с детьми хаззана, – прямо ответила я, надеясь, что вопрос был все-таки не риторическим.
– Ха, так меня еще никто не обзывал.
Мои слова произвели на нее такое впечатление, что она высунулась из комнаты, прислонилась плечом к дверному проему и сложила руки на груди, как недовольная учительница.
– Не боишься, что кто-то проверит? Сомневаюсь, что в этом районе есть хоть один хаззан.
– Если и есть, я у него не работаю, – напомнила я, за что получила немой упрек.
– Тоже верно. Арье всегда хотел помощницу из религиозных. Думает, вы лучше справляетесь с домом, детьми и всем этим… – Хая зачем-то указала на окно и снова скрылась. – Замужем?
– Нет.
– Собираешься?
– Странный вопрос, – процитировала ее я.
Из комнаты донесся короткий смешок.
– Слушай, ты не встречала мое удостоверение, когда убиралась?
"Еще один странный вопрос", – подумала я, но в ответ лишь односложно протянула:
– Нет.
Шуршание за стенкой прекратилось.
– А телефон у тебя есть?
– Телефон есть, но…
– Иди сюда, я ничего не слышу, – перебила Хая.
Ее минутный доброжелательный настрой растворился в воздухе. Я тихонько подошла к двери и тут же услышала подгоняющее "да заходи ты”.
– Садись на кровать, если хочешь, или сюда, – Хая, не поворачивая головы, указала на тахту.
Сама женщина сидела на полу перед распахнутым шкафом и рылась в картонной коробке.
– Телефон есть, но без интернета, – договорила я.
– Подойдет. Мне нужно отправить сообщение. Я тебе заплачу, если…
– Пожалуйста, не надо мне платить!
Женщина, перманентно пытавшаяся мне за что-то заплатить, развернулась на полу, а я протянула ей свой раритетный кнопочный аппарат. Она посмотрела на меня своим коварным кошачьим взглядом, словно собиралась спросить, не издеваюсь ли я над ней, но волновало ее другое.
– Ты можешь пообещать, что не скажешь Шаулю?