Суббота Воскресенского

По Петербургу девятнадцатого века скользили сани, а по Москве двадцать первого ехала «Мазда». И Женя знала, что, слушая про Анну Павлову, Дан тоже вспоминает их день в Питере, прогулку по Невскому, Грибоедовский канал и небольшую комнату с зеркалами, пуантами и станком.

– Поступить в Императорскую балетную школу – все равно что поступить в монастырь. Там царит железная дисциплина: каждое утро в восемь часов подъем, умывание холодной водой, молитва, которую нараспев читает воспитатель, на завтрак – чай и хлеб с маслом, затем урок танцев[27].

Так бывает. Всего один день может оказаться решающим, подарить надежду и свободу, избавить от страхов и одиночества. Такие дни не забываются. Он остался в памяти – льдом «Юбилейного», колоннадой Казанского, маленьким гостиничным номером, где они засыпали в обнимку.

– Павлова была неутомима и позже много работала с итальянцем Энрико Чекетти, чтобы добиться совершенной техники. Хотя, наверное, секрет ее успеха был в том, что техника никогда не вставала на первое место, а Павлова взяла и подчинила технику выразительности[28].

– Знаешь, – сказала Женя, поворачивая к магазину и ища место на стоянке, – это очень похоже на фигурное катание. Та же дисциплина, те же вопросы безупречной техники. Но выигрывает тот, кто владеет не только безупречным коньком, но и умеет покорить эмоционально.

Теперь она легко рассказывала Дану про спорт и про свою жизнь. Наверное, у нее появился еще один друг. Кроме Ариадны. Кстати, как она там? На Новый год поздравили друг друга и занялись собственными жизнями. Надо будет Ариадне написать.

– Это очень сложно, – произнес Дан.

– Да, – согласилась Женя, остановив машину, – поэтому чемпионами становятся не все.

Коньки они купили быстро – черные, хоккейные, потому что Дан наотрез отказался от фигурных, сказав, что в детстве катался именно на хоккейных и с зубцами дела не имел. Женька вздохнула и согласилась, но тут же заявила, что покупку следует сегодня же опробовать. На ГУМ-катке. Свои коньки у нее лежат в багажнике.

Консультант быстро отнес коробку на кассу, пока они бродили мимо витрин с перчатками, шапками и носками.

Дан предупредил:

– Будешь возить меня на себе.

– Не вопрос, – голос Жени звучал безмятежно.

Она предвкушала предстоящее катание. Она соскучилась по льду. Купив Дану новогодний подарок, Женя взяла курс на ГУМ-каток.

Красная площадь была полна народа. Ярмарка, карусель, каток, фигуры героев из любимых мультфильмов для фото на память, яркие красные шары на деревьях вдоль нарядного ГУМа, гирлянды из треугольных флажков и уже включенная иллюминация. Блины, чай, кофе, пряники, сладкие трубочки, горячий сбитень, музыка. Праздник!

Женьке очень хотелось прокатиться именно здесь, на Красной площади. Ей почему-то казалось, что здесь кататься будет совершенно по-другому. И она даже знала почему – в этом месте совсем особенное настроение. Сказочно-детско-радостное.

А очередь на каток оказалась огромной. Женька, обозревая длинный хвост страждущих, приготовилась к долгому стоянию. Но если у человека в жизни наметилась белая полоса, то все решается само собой. Как только они с Даном пристроились в конец очереди, ее тут же задел проходивший мимо мужчина.

– Простите, – сразу извинился он.

Женя обернулась и узнала этого высокого человека в черной вязаной шапке.

– Лев Ярославович! Здравствуйте!

– Женя? Ты как тут?

– Да вот… пришли покататься, – она указала рукой на Дана.

– Правильно сделали, – проговорил Лев Ярославович, – знаешь что, пошли со мной.

И Лев Ярославович Циммерман, в прошлом известный фигурист, а ныне устроитель грандиозных ледовых шоу, повел Женю за собой. Женя же взяла за руку Дана, и вот таким хороводом они достигли катка.

– Понимаешь, – говорил по дороге Циммерман, протискиваясь между стоявших плотной толпой людей, – у меня здесь назначена съемка, попросили рассказать про планируемые выступления на открытом льду. Хорошо бы еще показать кого-нибудь из фигуристов, но мои сейчас только заканчивают спектакль в «Лужниках». А тут ты. Повертишься перед камерой? Квалификацию не потеряла?

– Нет, конечно.

Она знала, чувствовала, что ехать надо именно сюда! От возможности покружиться на коньках перед Львом Циммерманом, доказать ему и всем остальным, что находится в прекрасной форме, в голове зашумело почти так же, как после выпитого шампанского.

Оператор и журналист Циммермана уже ждали. Женька начала быстро переобуваться.

– Ты не торопись, – сказала она Дану. – Сюжет все равно за пять минут не снимут. Я пока проедусь туда-сюда.

И от избытка чувств Женя поцеловала его в нос.

Сколько раз она шнуровала ботинки – не сосчитать. Наверное, миллион, а может, и больше. Руки привычно затягивали шнурки. Сейчас, сейчас… еще чуть-чуть… И можно подниматься на ноги, и снимать чехлы, и ступать на лед.

Лев Циммерман что-то рассказывал журналистке – на вид ровеснице Жени, а когда обернулся и увидел ее, скомандовал:

– Можем начинать.