Суд теней

– Ладно. Можешь его не отвлекать. Я все сделаю сама. Только прошу тебя, пообещай, что сегодня вечером ты не позволишь никому выйти из дома и попасть в беду. Пообещай мне, Ли! Это важно. Что бы ни случилось, я хочу знать, что вам ничего не грозит.

Он зажмурился и, схватив меня за плечи, крепко обнял. Я тихо ахнула от удивления и обняла его в ответ.

– Я не позволю тебе сделать это в одиночку. Ты никогда мне не лгала, и я тебе верю. Я знаю, что ты пыталась спасти меня от мистера Морнингсайда, даже если… все пошло не по плану. – Он отстранился, продолжая пристально смотреть мне в глаза. – Ты уверена, что действуешь правильно? Я очень рассержусь, если ты возьмешь и тоже погибнешь.

Мне удалось через силу улыбнуться и проглотить слезы.

– Я всего лишь пытаюсь предотвратить войну и перехитрить древнего бога леса. Что в этом такого сложного?

Глава 32

Комната отца являла собой воплощение опрятности. Его сумки аккуратно стояли под стеной у окна, костюмы висели в платяном шкафу, а кожаный саквояжик с множеством маленьких стеклянных флаконов стоял на письменном столе. Большинство комнат в Холодном Чертополохе были обустроены одинаково: слева от входа находился шкаф, а небольшая комната для купания примыкала к расположенной справа гостиной. Дальше стоял письменный стол, напротив него – кровать, а между ними находилось окно.

В воздухе витал уже знакомый древесный аромат, хотя мой нос уловил и нотки иных духов. Пытаясь унять бешено бьющееся сердце, я на цыпочках подошла к столу и осмотрела саквояж из темной кожи. В нем стояли три ряда маленьких флаконов – по десять в каждом. На них были наклеены сделанные от руки этикетки, описывающие заключенные во флаконах ароматы. Это было дело жизни Кройдона Фроста, человека, лицо и состояние которого похитил обезумевший бог и который, вероятнее всего, давно гнил где-то в канаве. Я заглянула в его сумки, но не увидела ничего интересного – только банки с насекомыми для его паука и несколько смен нижнего белья. Ничего. Для человека с его благосостоянием и вкусом подобный дорожный набор можно было назвать почти аскетическим. Но я видела, как он писал письма, значит, они должны были где-то лежать. Я вернулась к столу и без особой надежды ощупала черный саквояж. Его днище показалось мне чересчур толстым, но как я ни старалась, больше ничего не удалось из него извлечь.

Что, если там второе дно? – мелькнула мысль.

Я провела по дну пальцами. Безрезультатно. В отчаянии я начала вынимать один флакон за другим и искать под ними. И в самом деле, под вторым рядом – под третьим флаконом слева – обнаружилось непонятное круглое углубление. Я нажала на него и услышала щелчок. Из-под флаконов выдвинулось второе дно.

Я увидела пачки писем и начала наугад их листать. По большей части это была переписка настоящего Кройдона Фроста, потому что почерк не совпадал с тем, которым было написано письмо, полученное мною. Под письмами лежала бухгалтерская книга, под которой, в свою очередь, обнаружилась пачка сложенных листов бумаги. Я разложила их на столе, косясь на дверь и напоминая себе, что времени у меня совсем мало.

Вначале эти страницы показались мне полным вздором – списки имен, разделенные вертикальными линиями, наспех проведенными от руки. Присмотревшись, я поняла, что эти имена упорядочены и, по существу, представляют собой генеалогические древа. В самом верху каждой страницы он поставил собственное имя, после чего перечислил женщин, на протяжении лет становившихся его любовницами. И хотя записям было не более двадцати лет, имен было много. Десятки. Я перевернула страницу. Сотни. У меня в животе все сжалось, и к горлу начала подступать дурнота. Но я продолжала читать в поисках имени своей матери. Большинство имен были вычеркнуты, что, судя по всему, означало, что эти женщины уже умерли.

Больше всего меня встревожило количество перечеркнутых имен, а еще невероятное количество его детей, которые загадочным образом умерли в совсем юном возрасте.

Бог ты мой, двадцать лет, минувшие с момента его пробуждения, он без устали плодил потомство, а затем его уничтожал.

Я лихорадочно искала имя матери, но вдруг мне в глаза бросилось генеалогическое древо, показавшееся мучительно знакомым.

1793 Дердра Донован _________ Брэндон Кэнни.

Дочь: Амелия Джейн Кэнни.

Мэри действительно убила Амелию. Миссис Хайлам оказалась права, хоть и не совсем так, как она полагала. Неужели то, что Амелия тоже сюда явилась, – простое совпадение? Как и то, что она оказалась – бог мой! – моей сводной сестрой? Это было последнее его убийство, между Амелией и мной еще оставалось много других девушек, были и другие, родившиеся позже. Но лишь одно имя в этом страшном списке было обведено кружочком. Мое.

В этом он не солгал: он действительно приехал ради меня. Я понятия не имела, попадется еще когда-нибудь этот список мне в руки или нет, поэтому попыталась запомнить еще не вычеркнутые имена. Ауралина Уолтерс, Джастина Блэк, Эмма Робинсон… Мне и в страшном сне не могло присниться, что у меня так много сводных сестер. Мерзавец!