Суккуб

Я открыла рот, глядя на мгновенно промокшую синтетику. Все внимание устремилось к ним: розовым меховым наручникам, упавшим между нами. Опомнившись, я подняла взгляд на Гришу и прыснула со смеху. Она улыбнулась в ответ и наклонилась, чтобы поднять. Папарацци были счастливы. Меня никто не тронул. В тот же день фотографии наручников и наши смеющиеся лица подвинули все гламурные новости Интернета. Блоги запестрели фантазиями на тему нашей лесбийской любви. И не собиравшийся остывать интерес просто закипел.

И все из-за простого и доступного ухищрения для лунатика Лиды…

Мы вышли из здания аэропорта, не вполне понимая, какое нынче время суток на улице и у наших организмов. Было прохладно. Где-то у горизонта небо обещало впустить в мир солнце. Коммуникатор пестрел вызовами и SMSками. Начальство бесновалось в трубке, что в последнее время случалось все чаще.

– Валерий Михайлович, у меня корь. Я вся в красную точечку.

– В какую на хуй точечку? – орал динамик.

Я отдала трубку Грише, мотая головой.

– Да, – сказала она, – да, все так, – повторила спокойно. – Да, пиздец полный, Валерий Михайлович…

Я улыбалась, ловя такси.

– Да, зазведилась, сволочь. Вы абсолютно правы. Где мы? Сложно сказать, Валерий Михайлович. Мы где-то над землей. Здесь облака. Я не знаю точно.

Я показала таксисту на два чемоданчика и попросила: на городское кладбище.

– Да, суки последние. Вы правы, Валерий Михайлович. Я тоже в ахуе. Да. Я тоже не знаю что делать. Да, отбой, – Гриша села на переднее сиденье и вернула мне трубку.

– С чемоданами на кладбище? Погостить? – обернулся таксист к Грише.

– Да, – ответила она, наверно, по инерции…

Всю дорогу шофер смотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Я могу подождать вас, Лида, – сказал, когда я подошла к багажнику.

– Спасибо, не надо.

Достаточно было того, что таксист узнал меня.

Вытащив наши чемоданчики, Гриша сделала страшное лицо и подождала, пока он отъедет. Я уже шла к входу на городское кладбище. К могиле родителей. К зеленой ограде по пояс с острыми пиками на концах. К гранитной плите, в самом низу которой, под фотографиями родителей, именами и датами жизней, по моей надписи было выгравировано: мамочка…

Двенадцать лет прошло. Тебя нет со мной ровно половину жизни…

Я сидела на корточках, выдергивая сорняки из цветника и рыхля землю вилкой, хранящейся за надгробием. Вокруг было пусто. Ничто не могло нарушить мертвой тишины. Нужно было оставить пару сорняков бабушке. Вздохнув, я села на крохотную шаткую лавочку. Обернулась к Грише. Она не заходила, сидя в сторонке на чемоданах. Поймав мой взгляд, полезла в багаж за водкой. Хлеб пекла бабушка. Она сама пекла…

Ладони были испачканы в земле, я уткнулась лицом в запястья.

Я попытаюсь. Еще немножко, и я попытаюсь все исправить. Пока я не чувствую сил. Но я смогу. Обязательно смогу! Я слишком сильно по тебе скучаю. Я слишком сильно тебя люблю.

Скрипнула калитка. Ополоснув стакан, Гриша налила водки и поставила на могилу. Когда села рядом, я подняла лицо. Тушь защипала глаза.

– Марк?

Он обнял меня за плечи и прижал к себе. Я заплакала. Как хорошо, что ты здесь. Сволочь ты такая… Как же хорошо, что ты рядом…

Мы сидели тихо. Сидели молча. Я не могла рассказать ему о том, что хочу вернуть маму. Я не могла делиться. Не могла. Потому он и копался в моем прошлом, что я не могла открыться сама. Я не сердилась. Если только чуть-чуть…

– Аншлаг, Петенька! Полный!

Я обернулась, тут же поднимаясь.

– Бабуля!

– Это новые тенденции в макияже, девонька? – улыбнулась бабуля, распахивая объятия.

Деда расцеловал меня в щеки, потерев их для начала хлопчатобумажным платком в синюю клетку. В огороженном периметре два на полтора, уместиться вчетвером мы никак не могли. Выйдя, я начала обдирать вьюнок с ограды. Марк стоял сзади, опираясь спиной на накренившуюся ограду могил по другую сторону дорожки.

– Навернешься… – покосилась я, хлюпнув носом.

– Она на дерево опирается.

Я подошла к нему и поцеловала. Он уже давно не казался таким некрасивым, как виделся в институте… Обернулась к деду с бабулей, хозяйничающих на могиле единственной дочери и зятя. Марк привлек к себе, обнимая. Потерся носом о затылок. Я сжимала ладонями его руки. Только когда он был так рядом, я понимала, насколько сильно скучаю.

– Я с ума схожу, когда ты пропадаешь так надолго… – шептал мне в затылок. – Кажется, что ты решила не возвращаться. Что все…

Я отрицательно качнула головой. Не хотелось говорить, нарушать здешнюю тишину, мертвенное спокойствие, пронизанное лучами солнца сквозь вековые кроны. Хотелось просто молчать. И так славно было то, что он рядом.

– Выйдешь за меня, наконец?

Я кивнула прежде, чем успела придумать очередной отрицательный ответ. Закрыла глаза, сжимая обнимающие руки.

– Да?

– Да.

Марк склонил голову так, будто до этого внутри него был зацементирован железный каркас. Мне и самой стало так легко… Ничто не имело значения. Никто, кроме находящихся здесь людей, не был важен.

6.      Декабрь 2008

В начале декабря Валерий Михайлович в ультимативной форме сообщил, что я ухожу в отпуск. На две недели. С понедельника.