Похоже, в самом деле еще увидимся. Несмотря на завершение мирной болтовней, что должна была то ли усыпить, то ли сгладить впечатление о бесцеремонной проверке, эта знойная Кармен так просто не отстанет.
Глава 14
В лаборатории по новостному каналу репортаж о еще одном взрыве на стадионе. Обвалилась крыша, погибло двадцать тысяч зрителей и две команды футболистов с их тренерами, медиками, массажистами и прочим обслуживающим персоналом, которые зарабатывают в сто раз больше, чем доктора наук по квантовой механике.
Саруман и Фальстаф смотрят с интересом, комментируют детали, но что-то не заметил в их лицах ни сожаления, ни сострадания, только Саруман меланхолично обронил:
– Монтень заметил в свое время: «Самое главное – прививать вкус и любовь к науке; иначе воспитаем просто ослов». И вот сколько ослов погибло… Дать бы лопаты, какой бы котлован для добычи лития вырыли!..
Фальстаф криво усмехнулся.
– Такие копать не станут. Да и вообще… пара экскаваторов все сделает быстрее и лучше, у нас же не век пирамид и семирамидства?
Саруман взглянул на него с осуждением на лице.
– Хочешь сказать, эти бесполезники совсем уж бесполезники?.. И БОД им давать не стоит?
– Спасем мир от углеродного следа, – сказал Фальстаф бодро. – А то ишь, коровы пукают, видите ли!.. Коровы хоть молоко и творог дают, а эти зачем?
Я понаблюдал за обоими молча, раньше и подумать не мог, что вот так отреагируют. То ли их все же достало засилье дураков, то ли ощутили угрозу культуре и сельскому хозяйству.
А я еще колебался, обезвреживать бомбу или не стоит. В конце концов решил, что погибнут всего лишь болельщики, далеко не самые нужные люди общества, а при нынешнем уровне хайтека вообще лишний груз.
Правда, футболисты тоже погибнут, кумиры грузчиков и асфальтоукладчиков, но если учесть, что вообще-то один сотрудник любого НИИ стоит всех футболистов мира, плюс хоккеистов и вообще всех спортсменов, то убытка обществу не будет, зато чище станет точно.
Правда, они тоже переносчики жизни из прошлого в будущее, но эта функция теперь уже не такая уж необходимая. Бессмертие наступит раньше, чем население планеты уменьшится хотя бы вдвое, а зачем нам столько народу?
Саруман как будто подслушал мои мысли, пробормотал:
– Автоматизация производства растет, безработных все больше. Правительство ломает голову, какой бы дурью их занять, чтоб от безделья не пошли шины жечь и витрины бить.
Фальстаф поддержал с некоторой, как показалось, преувеличенной горячностью:
– Или как обосновать им зарплаты за безделье, раз БОД наша экономика еще не потянет.
– Намекаешь, – сказал Саруман с сарказмом, – что бомбу заложил кто-то из Минфина?
– Они умные, – ответил Фальстаф, – но не настолько решительные. Решительность – это свойство солдат, последнего звена на пути эволюции к человеку.
Саруман вздохнул, лицо омрачилось.
– Ну вот, двадцать тысяч человек разом погибли, а мы острим… Мы очерствели или мир стал наждачным?
– Рашпильным, – уточнил Фальстаф, – да и мы… в шипах с ног до головы. Слишком много нас. Раздражаем друг друга. Даже не друг друга, а один другого.
Саруман поднял взгляд на экран боковой стены, вздрогнул.
– Берлог!.. Ты че крадешься?.. Давно там?
– Только что, – ответил я. – А теракт, что… Сейчас время жестких мер. Много наслоилось всякого разного, разруливать надо все и сразу. Иногда с молотом в руках.
Фальстаф сказал с наигранным осуждением в голосе:
– Ты как калькулятор!.. Хотел бы и я так. А то всякие там милосердия за ноги хватаются.
– Милосердным быть надо, – сказал Саруман наставительно. – Без этого нет цивилизации!.. Правда, к тем, кто нуждается. Футболистов, получающих миллионы долларов за пинание мяча по полю, сам бы отстреливал!
– Из зависти? – спросил Фальстаф ехидно.
– За ложный ориентир в жизни, – отрезал Саруман сердито. – Детям и дуракам соблазны нельзя показывать даже издали!
Я молча кивнул. Если даже миролюбивого Сарумана достало, мир точно нужно рушить и создавать новый.
– Берлог?
Я ответил несколько вынужденно:
– Мы не на трибуне, можем говорить как есть. Килограмм золота дороже ста тонн говна, хотя и говно вполне для сельского хозяйства. Но из золота делаем такие детали, из говна никакой поэт не сумеет, только добавит.
Фальстаф сказал оптимистично:
– Выращенный на полях урожай уже заменяем свежеиспеченным хлебом из принтера! Я за светлое будущее без дураков и спортсменов!
Саруман тяжело поднялся из кресла, упираясь в широкие подлокотники обеими руками. Постоял так, вздохнул и снова повернулся к экрану, с которого смотрю с сочувствием и тревогой.
– Связь не прерывай ни на секунду, – напомнил он. – Не хочу, чтобы хоть что-то потерялось из твоей яркой жизни!
Я сдержанно улыбнулся, если и потеряется какая минута, это не важно, просто оба деликатно напоминают, что нахожусь в емкостях «Алкомы-2», туда пишется все, и если из-за чего-то погибну, то для перезапуска задействуют копию.
Не догадываются, что если именно в цифровом мире склею ласты, то это и будет все. А умру в так называемом реальном, всего лишь создам новую аватарку.