Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

Теодоро хотел что-то сказать в ответ, но не смог: резидент «Дон» так ошарашил его своим неожиданным сообщением, что он утратил дар речи. На душе у него стало муторно. Перспектива складывалась далеко не так, как он представлял ее себе: он полагал, что со временем его перебросят в соседнюю Швейцарию или Австрию, где он намеревался открыть такую же посредническую фирму, как в Италии «Карибэ». Однако после рождения дочери он пересмотрел свое отношение к жизни. Если раньше он готов был всю жизнь работать за границей, заниматься любимым делом — «разведкой в поле», то теперь, когда достиг уже большого успеха, он понял, что важнее всего на свете не успех, а семья, мир, из которого не хотелось бы уходить, дом, из которого не хотелось бы уезжать, а если и придется уезжать, то не расставаться с мыслью: «Скорей бы назад, к семье!» Великое это счастье — иметь семью! А самое главное — ощущать себя на родине свободным человеком, когда не надо ходить по лезвию ножа и опасаться каждый день и час, что за тобой, возможно, следят и могут арестовать. Вот и в этот момент он подумал об этом и с затаенной улыбкой на лице, глядя на резидента «Дона», спросил:

— Скажите честно, кто дал указание на отзыв нас из Италии?

— Коротков, — не колеблясь ответил тот и тут же пояснил: — Он сейчас исполняет обязанности начальника внешней разведки.

— И как же понимать нам этот отзыв в Москву?.. Не торопится ли Александр Михайлович поставить крест на нашей разведывательной деятельности за границей?

Глядя в мрачное лицо Теодоро, «Дон», конечно, понимал, почему отзывают его коллегу в Советский Союз, и потому позволил себе упрекнуть его:

— Но вы же сами забили тревогу о своих опасениях быть расшифрованным?!

— Да, было дело, я сообщал об этом в Центр. Потому что в последнее время стал ощущать, как вокруг меня будто сжимается невидимое кольцо проявляемого ко мне повышенного интереса со стороны подозрительных лиц.

— Если вы придаете этому серьезное значение, то это правильно. Однако, насколько мне известно, никаких проколов с вашей стороны еще не было…

— Вчера не было, сегодня не было, а завтра может быть. И тогда уже будет поздно. Ничто не вечно, ничто не бесконечно.

— Допустим, это так, — согласился «Дон». — Но я считаю, что вы со своими связями в Риме могли бы еще принести большую пользу нашей стране. Ибо далеко не каждому разведчику из какого-либо государства выпадает в жизни стать чрезвычайным и полномочным послом чужой страны и представлять ее интересы не в каком-то захудалом, третьеразрядном государстве, а в такой крупной европейской стране, как Италия. Мне известно также и то, что у вас сложились хорошие отношения с президентом Италии и главой Ватикана, с премьер-министром де Гаспери и с сотрудниками МИДа. С вашей помощью наша разведка, на мой взгляд, контролирует сейчас деятельность тринадцати иностранных посольств, аккредитованных в Риме. И потому я очень ценю вас, Макс, и очень сожалею, что вас отзывают преждевременно…

Со стесненным сердцем внимал Теодоро словам резидента. Проявляя немалый такт, «Дон» не претендовал на роль утешителя, не рассыпал пригоршнями похвалы, посулы и ненужные советы, не лез в душу человека, но умудрялся ненавязчиво показать, чего стоил Теодоро Кастро.

— Но теперь уже ничего не поделаешь, — продолжал раздумчиво «Дон». — Регистрируйте рождение дочери в Риме и думайте вместе с Луизой над обоснованием причин отъезда из Италии месяца на три-четыре. Причем обосновать надо так, чтобы ваше окружение, — друзья и знакомые, — не расценили это умышленным исчезновением и чтобы не давать им повода думать о том, что костариканский посол был не тем человеком, за которого выдавал себя долгое время.

— Вы правы, Дмитрий Георгиевич. Признаюсь вам откровенно, не хотелось бы мне терять всего того, чего я достиг в Риме и мог бы еще достигнуть на «своей» родине в Коста-Рике. Через некоторое время там должны состояться президентские выборы. По многим прогнозам их должен выиграть лидер партии Национального освобождения Хосе Фигерес. Он, как вы знаете, один из тех моих покровителей, кто поспособствовал моему переходу на дипломатическую работу. В случае же его избрания президентом, он обещал мне назначение на любую министерскую должность в своем правительстве. Это намерение Фигереса подтверждали впоследствии не раз приезжавшие в Рим его ближайшие соратники Франсиско Орлич и Даниэль Одубер[205].

Резидент «Дон» слушал Теодоро, не глядя на него. Когда он закончил свою мысль, «Дон» уставился на него пронзительным, гипнотическим взглядом и торопливо заговорил: