Святилище любви

К сожалению, смоляной клей оказался не очень хорош, поэтому камушки то и дело выпадали. Никарета не уставала твердить, что для этого нужно сварить костный клей по особенному способу, которым пользовались клеевары из Троады, однако способа этого никто не знал. Правда, Окинос пообещал навестить своего дядюшку, который умел варить какой-то удивительный клей из рыбьих костей и чешуи, по крепости не знающий себе равных. Беда только, что при варке он источает чудовищное зловоние… Понюхав его один раз, Окинос никак не решался повторить это удовольствие, потому к дядюшке не шел.

– Я принесу вам отличный клей завтра же! – хвастливо заявил Чаритон, который никогда не упускал случая чем-нибудь поразить Никарету. – Надо идти к плотникам! Они добавляют в свой клей яичные белки, кровь, кости, молоко, сыр, овощи и зерно! В театре Диониса делают новый помост – наверняка у тамошних плотников есть этот клей!

Его прервал пронзительный лай.

– Опять наш Пелион гоняет какого-то чужака! – усмехнулся Окинос, поглядев во двор.

Пелионом был пес молосской породы, а названный так в честь той горы, где Асклепий появился на свет. Как известно, его охраняла собака – поэтому Асклепия часто изображают с собакой у ног. Этому псу, говорят, достаточно было лизнуть человека, чтобы исцелить его! Имени верного животного не сохранили легенды, поэтому в Коринфском асклепионе своего сторожа назвали Пелионом.

Чаритон тоже выглянул и сказал, что этого алопекиса он уже видел – привязался к нему и бежал за ним всю дорогу, с самого Кефисса.

– А что ты делал на Кефиссе? – удивился Окинос. – Не совестно шляться, когда в асклепионе столько работы?

– А что такое Кефисс? – с любопытством спросила Никарета.

– О, это самая великолепная улица на свете! – воскликнула Дианта, оживляясь. – Там живут все важные коринфские господа, все эти родовитые богачи!

Чаритон ужасно перепугался, что Дианта сейчас начнет перечислять их – и невзначай назовет Драконта Главка. Но, на счастье, в разговор вмешалась Поликсена, которая все это время тихонько сидела в уголке.

Она вообще проводила каждый свободный миг рядом с Диантой и Никаретой, но мало говорила – больше слушала, причем с таким выражением лица, как будто открывала для себя совершенно новую жизнь: жизнь женщины. Разумеется, тут как тут оказывался и Окинос, который не сводил глаз с Поликсены. Он был полон надежд, что его любимая, наконец, откроет в себе желание стать настоящей женщиной, а значит, согласится выйти за него замуж.

Что в таком случае станется с асклепионом и его пациентами, Окиноса мало волновало: чтобы покорить Поликсену, он мог стать кем угодно, хоть лекарем, хоть пекарем, однако бросил бы все эти занятия в тот же миг, когда ему удалось бы жениться на дочери Мирона Поликратоса!

И сердце Окиноса от восторга заколотилось, как бешеное, когда Поликсена задала вопрос, который могла задать только женщина:

– А может быть, у какого-нибудь комотирио отыщется готовый парик? В самом деле, Никарета может провозиться очень долго…

– Да эта мысль мне уже приходила в голову, – уныло сообщила Дианта, – но беда в том, что все мастера нас, гетер, знают! И нипочем не продадут мне парика!

– Но я-то не гетера! – чуть ли не подпрыгнула Никарета. – Меня в Коринфе и не знает никто! Я вполне могу купить парик. Только надо знать, где мастера искать.

– Я отлично знаю, где его искать! – оживился Окинос. – Рядом с моим дядюшкой живет отличный мастер.

– Уж не тот ли это мастер, для которого твой дядюшка варит клей из рыбьей чешуи? – брезгливо сморщилась Дианта. – Такой благоуханный парик не надену и под страхом распятия на городской стене!

– Не волнуйся, – хихикнул Окинос, – у меня много дядюшек. Этот живет с другой стороны Акрокоринфа.

– И комотирио там же? – оживилась Дианта. – А как его зовут?

– Фокас.

– Фокас! – возопила Дианта с восторгом. – Это замечательный комотирио! Филодора не достойна даже подметать пол в его мастерской! Носить его парики – мечта всех гетер!

Впрочем, тут же голос ее упал, а на ее глазах появились слезы:

– Но Фокас просит не меньше таланта за парик, мне это не по силам, особенно теперь, когда я столько времени ничего не зарабатывала…

– Я заплачу за твой парик, – спокойно сказала Поликсена.

– Ты в уме? – озадаченно спросила Дианта. – Это я должна платить тебе за свое исцеление! А ведь ты с меня еще ни халка не получила!

– Видишь ли, я понимаю слово «исцеление» иначе, чем ты, – с улыбкой возразила Поликсена. – Это восстановление не только телесного, но и душевного здоровья человека. А твое душевное здоровье без этого парика не восстановится – значит, моя работа по твоему исцелению не будет закончена. А чтобы ее завершить, я могу пускать в ход любые средства, которые сочту нужным. Например, заплатить за твой парик!

Дианта смахнула слезы радости и благодарности и принялась многословно уверять Поликсену, что не останется в долгу. А потом осторожно спросила, когда она будет считать законченным лечение Мавсания.