Сыграй мне смерть по нотам...

– Именно диво! Они всегда стояли на полу – вон там, у стеллажа. Где же они теперь? А вот – на полке, стопочкой. И не догадаешься, что они кошачьи, до того чистенькие. Конечно, кошачий язык гладко моет, но удалить засохшие остатки пищи и особенно глины он не в состоянии. Я уж не говорю, что поставить миски стопочкой не в силах самая гениальная кошка.

– Зачем кто-то мыл эти дурацкие миски? Я могу понять, когда отпечатки пальцев намеренно стёрты. Допускаю, пол здесь выметен, чтобы уничтожить следы. Но девять кошачьих мисок зачем перемыты? – недоумевал Стас.

– Когда ты найдёшь ответ на этот вопрос, ты узнаешь, кто преступник. Так всегда пишется в детективных романах.

Стас насупился:

– Иди ты к чёрту! Накаркаешь ещё. Какой преступник? Это естественная смерть!

– Участковый не зря удивился, – продолжил размышлять вслух Самоваров. – Ведь у второго деда, Тверитина из Архиерейского переулка, случилось то же самое – внезапная и необъяснимая чистота вместо обычной грязищи. Там перетёрты в шкафу запылённые статуэтки и подстаканники. Всё похоже – один к одному! А про тряпочку у Тверитина на батарее мне сам Щепин и рассказывал.

Стас недовольно потёр большим пальцем крутой подбородок и вздохнул:

– Погано, если так. Поглядим, что скажут медики. А вдруг всё-таки естественная смерть… Прикинь теперь, не украли ли чего. Хотя понимаю, трудно это. Вон сколько всякого барахла! Одних статуэток море – собачки, тигры, гамадрилы…

– Произведения Щепина-Ростовского не имеют художественной ценности, – уверенно заявил Самоваров. – Материалы, из которых они сработаны, тоже малоценные – глина, гипс, пластилин. Дорогих вещей у покойного здесь никогда не водилось, денег, по-моему, тоже. Откуда? Друзья-собутыльники Щепина всё-таки поточнее скажут, пропало что или нет. Но я почти уверен, что ограбления не было.

– А что тогда было? Первым делом приходят на ум наследственные дела. Ребята родственников поищут, на квартире у Щепина побывают, поговорят с соседями. Самая реальная версия – квартирный вопрос.

– Да, это возможно.

– Это раз! Если старик пьющий был, то могли притащиться случайные гости. Вот и вторая версия – ограбление во хмелю, – рассуждал Стас. – Но непохоже. На столе сохранилась непочатая бутылка «Особой» и какая-то вонючая наливка. Опять же старик сидел целенький, небитый, в кармане пятьдесят два рубля. Все версии будем проверять, но пока ничего общечеловеческого – деньги, бабы, месть – не просматривается. Хотя как раз бабы и склонны к уборкам и развешиванию тряпочек.

– Щепин не выносил подобных баб.

– Значит, это что-то по твоей части, Самоваров. Что-то глубоко психологическое и невнятное. Может, всё дело в твоём чайнике? Что бы означали эти таинственные слова «Не верит, скотина»? Чему ты не веришь? Быстро шевели мозгами!

Самоваров и сам уже занялся этим трудным и малообещающим делом. Даже вертелось что-то в памяти, но такое бесформенное и неопределённое, что расплывалось при малейшем приближении.

Пришлось Самоварову прикрыть глаза, чтобы чётче вспомнить все подробности последней встречи со Щепиным. И ведь не забылись подробности, даже мельчайшие! Возникало в памяти морщинисто-складчатое вольтеровское лицо старого анималиста, виделось, как из-под набрякших век внезапно будто выпрыгивают его блестящие глазки, а потом снова тускнеют, заволакиваются сонной мутью. Что-то бессвязное Щепин тогда выкрикивал, ругал выставкомы и коллег, оторвавшихся от традиций реализма. Кажется, упоминал и смерть Матюшки? Но всё это слушал Самоваров невнимательно. И не верил, скотина? Чему?

Если б знать тогда, что нужно во все глаза глядеть и каждое слово наизусть выучивать!

Нет, память не только у растяп дырявая – она у всех такая. И лезет через эти дыры всякая чепуха. Самоваров, например, ясно припомнил нечистого серого кота с бакенбардами, который сидел в тот день в кресле Щепина. Кот только что доел сардины из банки, поставленной анималистом в одну из заляпанных глиной мисок, и пребывал в состоянии тихой неги. Сосредоточенно и бессмысленно взирали тогда с небольшой круглой морды горчично-жёлтые глаза. Кот пялился на Самоварова, а Щепин в это время что-то говорил. Но вот что?

Тут самоваровская память смолкала, виновато уползала в тёмный угол, и только противный кот отчётливо торчал перед глазами и делался всё реальнее. Самоварову даже казалось, что теперь, зажмурившись, он лучше и подробней может рассмотреть кота, чем тогда, при Щепине. И ещё что-то маячило, не связанное с этим местом, но тоже очень важное…

– Вертится что-то в голове, но не оформляется, – пожаловался он Стасу. – Может, позже осенит? Одно скажу: ни при чём тут мой чайник. Чайник мелочь, вздор, дешёвка. Зато интересно, кому завещал Щепин-Ростовский своё какое-никакое имущество? Хотя бы квартиру? Не вокальному же центру, как Тверитин? Может, в Тверитине всё дело?

– Почему это?