– Там, – махнула ведьма рукой в сторону лесных зарослей.
Добрыня отметил про себя, что говорить о девушке ведьма не намерена. И ему надо как-то исхитриться, чтобы вернуть сюда дочь волхва. Потому сказал с деланым задором:
– А вот давай его разбудим да узнаем, кого он выберет – тебя или дочь Домжара? Приведи сюда девицу, стань с ней рядом, и уж поверь…
– Поверить не проверить! – огрызнулась Малфрида. – Просто я знаю, что даже все эти годы, проведенные в забытьи, только я Глобе грезилась… Сам вскоре убедишься. И после этого больше не будешь морочить мне голову. Уйдешь – и все. К своим христианам удалишься. И забавно будет проследить, как ты им свое пребывание тут объяснишь. Так что не мни о себе много, богатырь Добрыня! И я еще посмеюсь, увидев, с чем тебе на Руси придется столкнуться, после того как ты понял, что такое волшебные чары!
Посадник промолчал, чувствуя, как душу заполняет неприятный холод. Вспомнил слова волхва Соловейки: «Наложено заклятие страшное, от которого морок над всем словенским краем будет силиться, а от него станет и нарастать ненависть к тебе и крещенным тобой». Да разрази гром! А она еще насмехается, упреждает, сколько бед его ждет на Руси. Вот и выходит, что не ошибся Добрыня, подозревая, что именно его мать-ведьма готова погубить целый край из-за своей ненависти к Иисусу Христу.
Сама же Малфрида в этот миг о сыне словно забыла. Шептала что-то, склонившись над спящим Савой, и постепенно оплетавшая его сеть сонливости стала таять, как туман. Парень смог пошевелить рукой, потом ресницы затрепетали. От столь глубокого сна отходил с трудом, на бок перевернулся, силился сесть. А Малфрида уже тут как тут. Обняла его, пристроила голову Савы у себя на груди, целовала ласково.
– Открой очи свои ясные, сокол мой милый. Взгляни, это я, твоя Малфрида. Заждалась я тебя, соскучилась так, что и сил сдерживаться больше нет.
Еще сонный священник посмотрел на нее, улыбнулся нежно.
– Сладкая моя, – пролепетал.
Она же его целовала, не давала опомниться, ласкала, рубаху вон уже стягивала с парня. И он, словно и впрямь вновь во власти ее чар оказался, потянулся к ведьме, отвечал на каждую ее страстную ласку.
– Сава! – окликнул парня Добрыня. – Во имя самого Создателя, опомнись!
И ведь подействовало. Отстранился юноша, растерян был.
– Сава, она с Забавой что-то сделала. Опасаюсь, что твоей милой помощь нужна. И как можно скорее!
Малфрида резко обернулась, глаза вспыхнули желтизной. Резко протянула руку, будто указывая на Добрыню ладонью. Миг – и его отбросило.
Он плюхнулся в воды озера, погрузился с головой. Выбрался и, отфыркиваясь, разлепил глаза. Малфрида стояла к нему спиной, а Сава перед ней. Парень что-то говорил. Впрочем, Добрыне до игр этих двоих уже дела не было. Он понял, что другого такого момента может и не представиться.
Выбирался он, как во время вылазки во враждебный стан, – медленно, рассчитывая каждое движение, чтобы не шуметь. А сам тем временем с запястья скинул шнурок-удавку, перехватил поудобнее. Малфрида сейчас Савой увлечена, ей страсть как важно проверить, поддастся ли ее очарованию некогда любивший ее молодец. Ну а Добрыня…
Он знал, как действовать. Бесшумно приблизился, стремительно накинул шнурок на шею ведьмы, сдавил что было силы.
Малфрида рванулась. Да и как рванулась! Почти подлетела, поднимая его за собой, закружила. Добрыня повис на ней и под собственным весом еще туже затянул удавку. Ну же!..
Ведьма рвалась, царапалась, закидывала руки, разорвав его лицо и одежду. Потом упала, обессилев, билась, жадно разевая рот. Добрыне казалось, что не женщину он уже удерживает, а самого Ящера, такая она была сильная, холодная и твердая. Но он лишь напрягал силу рук…
А потом на его затылок обрушилась боль, и он провалился в глухую беспросветную темноту.
Глава 8
– Я знал, что это ты был, – пробормотал Добрыня, когда стал приходить в себя. Сквозь гудящую муть в голове видел склонившегося к нему Саву. – Но что ты настолько дурень, не учел.
Сава молчал, прикладывая к разбитой голове посадника намоченную тряпицу. Потом просто сидел в стороне, пока Добрыню мутило, выворачивало наизнанку. Такое бывает после удара по голове, Сава видел это и раньше. Ничего, отлежится маленько посадник – и полегчает ему.
Священник не жалел, что оглушил его. Но лишь через время сказал:
– Ты душегубец, ты на свою мать руку поднял. Знал бы, что у тебя на уме, не пошел бы с тобой вообще.
– Да, так было бы лучше, – согласился Добрыня, откидываясь на спину. Вверху, в кронах, мерцал вечерний свет, все казалось немного расплывчатым, да еще какие-то рожицы скалились сквозь листву. Духи нави. Или просто мерещится?
– А где она? – спросил он через время, попытался подняться, но охнул и снова лег. Много же силищи было в этом глупом святоше, мог бы и вообще прибить.
– Что тебе до того, где Малфрида? Опасаешься мести? Или снова хочешь ей зло причинить?
– Если она столько зла совершает, почему бы и не попытаться ее остановить?
И тут неподалеку прозвучал голос самой ведьмы:
– И какое же зло я тебе сделала, Добрынюшка?