Глядя на струйку дыма, постарался сосредоточиться. Друз… смерть отца Друза… Марк не хотел вспоминать. Всеми силами души – не хотел. Но он должен выполнить просьбу. Ничего… ничего не получалось. Неужели он забыл
– Так вы не будете сопровождать своего друга? – спрашивает Кен, помахивая папкой перед носом префекта. Корвин отрицательно качает головой. – Ему, как мне кажется, место на больничной койке, а не в космосе.
– Он только что из больницы.
– Да ну… – Кен хихикает. – Как я угадал. Так как, вы говорите, его зовут? Сергий Малугинский? Это, разумеется, не настоящее имя?
– Разумеется, – даже не пытается обдурить проходимца Марк. – Но я вам заплатил, чтобы вы не болтали.
– Он говорит по-русски? Мы летим на Китеж. Там всеобщий в ходу не везде.
– Он говорит. Но события последнего года не помнит совершенно.
– Ранение? – глумливо кривит губы Кен.
– Ранение, – невозмутимо подтверждает Корвин. – И будьте осторожны. Если вы проболтаетесь, то худо придется не только Сергию.
– Я понял, понял… Думаете, если человек летает на таком корыте, то у него нет масла в голове? Ладно, все сделаю, как сказали. Доставлю вашего дружка на Китеж и сдам на руки князю Андрею.
– Вас встретят в космопорте.
Кен пожимает плечами:
– Да если не встретят, я этого князя из-под земли отрою. Кстати, вы знаете, что на Китеже города погружаются в озеро Светлояр и исчезают? Там вроде как свой нуль-портал.
– Все не так, Кен. Я бывал на Китеже.
Кен хохочет:
– Вас не проведешь.
Марк очнулся, бросил недокуренную “трубочку памяти”. Вскочил. Глотнул свежего воздуха. Что ж получается? Он не убивал Друза? Выходит, что так. Но почему тогда младший префект исчез? Прошло столько лет, а он так и не появился. На Лации у него остались жена и сын. Сын двадцать лет считал отца погибшим.
Префект Корвин инсценировал смерть Друза. Достаточно было срезать немного плоти с тела, обжечь и бросить среди обломков флайера, чуть в стороне. И, пожалуйста, генетический код совпадает… Марк не фантазировал. Теперь он знал, что именно так “погиб” младший префект Друз, помощник и друг его отца.
Юноша вздохнул полной грудью и улыбнулся. Черт возьми! До чего приятно чувствовать себя невиновным. Но ведь он с самого начала это
Да, да… префект Корвин не мог совершить этого убийства.
На следующий день Марк был усыновлен своим дедом и официально получил имя Марк Валерий Корвин. Комиссия сената по чистоте патрицианских родов подтвердила патрицианский статус нового Валерия. Отныне род Валериев Корвинов вновь обрел наследника.
Здороваясь с многочисленными гостями на пиру в честь усыновления, Марк вежливо улыбался. Но про себя, глядя на этих людей, солидных, величественных, неспешных в движениях, думал лишь одно:
“Если я ошибусь… Проколюсь. Дерну ле карро, а ботва оторвется, – тогда эти ребята сожрут меня живьем”.
По возвращении из своей поездки трибун Валерий Флакк был немедленно принят сенатской комиссией, занимавшейся делом наварха Корнелия.
Когда дед сообщил внуку об этом, у Марка перехватило дыхание.
– Ты присутствовал? – спросил юный Корвин.
– Разумеется.
– И… что? Ты знаешь, что было в этих документах?
– Знаю. Заседание длилось три часа, и сенат принял решение уничтожить инфокапсулы с “Дедала”.
Марк растерялся. Честно сказать, такого он не ожидал.
– Ты был против?
– Я голосовал “за”.
– Но почему? Ведь наварх Корнелий виновен! Виновен! Как ты мог!
– Марк, мы не можем отдать Психею Неронии.
– Наварх опять ускользнет? Да?
– А вот здесь ты ошибаешься. Сенат судил наварха и постановил, что Корнелий отправится патрулировать систему “Деа”. Навсегда. Его экипаж будет сменяться. Он – никогда. Официально он приговорен за попытку тебя убить. На самом деле – за уничтожение колонии на Психее. Пожизненное изгнание. Что может быть страшнее для патриция Лация?
Марк усмехнулся:
– Получается, я своей шкурой добился торжества справедливости.
– Мой друг, разве справедливей было бы сделать несколько миллионов людей несчастными и сотни тысяч убить?
– Ненавижу эти интриги! Почему нельзя честно обо всем сказать? Честно и открыто?! Сейчас Лаций гораздо сильнее Неронии. Это разоблачение нам ничем не грозит. Никто не осмелится требовать у нас Психею.