Профессор преподавал в Григориане два курса: «Истории Вселенских Соборов и Церкви от Никейского до Второго Ватиканского собора» и «Древней и средневековой истории Церкви». В Черногорию он приехал для поиска древних документов из старых католических монастырей, в чем ему оказывал помощь профессор Вуланович. Простодушный Вуланович рассказал Ландсбергу о цели нашего визита – разумеется, то, что знал, но и этого оказалось достаточно, чтобы возбудить любопытство Ландсберга. Тот попросил Липатова разрешить ему присутствовать во время наших музейных изысканий и оказать посильную помощь в датировке предметов. Липатов был крайне недоволен, хотя и пытался это скрыть, но мельком брошенный им в сторону Вулановича взгляд – продлись он подольше – мог бы испепелить целый флот не хуже легендарных зеркал Архимеда. Липатов был вынужден дать согласие, и наша компания покинула кафе. Марина поехала по делам, уговорившись с Липатовым о том, что он созвонится с ней, когда закончит дело в Морском музее.
В пределах старых крепостных стен город Котор невелик: не больше, чем территория внутри Московского Кремля. Поэтому мы уже минут через десять входили в палаты, построенные графом Марко Гргурином. Раньше этот большой дом принадлежал знатному которскому семейству Гргурин, а теперь здесь размещался Морской музей города Котор, в котором хранились уцелевшие вещи из дворца графов Ивеличей. Мы очень надеялись, что нужная нам вещь уцелела. И что мы ее сумеем найти.
В музее нас уже ждал служитель, предупрежденный Вулановичем. Он провел нас в небольшой зал, где на стенах висели картины и фотографии, так или иначе связанные с родом графов Ивеличей: портреты выдающихся представителей знатного бокельского рода, два портрета Екатерины Великой, пожалованные графу Марко Ивеличу лично императрицей за заслуги перед Российской империей; корабли, на которых плавали капитаны из рода Ивеличей, в том числе последний бокельский граф Ивелич – капитан Иван Ивелич. Здесь же висели фотографии капитана и его жены. Служитель указал нам вещи из дворца Ивеличей: кресла, изящный столик на гнутых ножках и шкатулку. Но все они были изготовлены после пятнадцатого века и уже в силу этого не могли принадлежать Джованни Тозо. Липатов сказал об этом Вулановичу, и тот удовлетворенно кивнул:
– Да, я и писал об этом вам, Владимир. Однако сохранилось несколько подходящих предметов, которые не выставлены здесь из-за плохой сохранности, а денег на реставрацию у музея, к сожалению, нет. Прошу вас, идемте!
Он сделал знак музейному служителю, и тот повел нас по лестнице наверх. Там, в небольшом чердачном помещении, хранилось множество частично или полностью сломанных вещей. Вуланович вытащил на середину пару разбитых и ободранных сундуков, шкатулку без крышки, раму от зеркала, колченогий туалетный столик без ящиков и странную толстую доску, к которой была перпендикулярно, ближе к краю, приделана еще одна доска потоньше.
– Есть еще несколько гнутых канделябров, сломанная сабля, кинжал без рукояти и прочая мелочь, но это явно не подходит. Так что это все.
Мы принялись внимательно осматривать предметы. Да, без всяких сомнений, это были очень старые вещи. Липатов осмотрел их и отбросил все, кроме шкатулки без крышки и странного сооружения из досок.
– Все не то, – разочарованно сказал он.
Профессор Ландсберг, вначале с интересом следивший за происходящим и внимательно осматривавший вещи, тут же поскучнел и откланялся вместе со своими студентами.
– Извините, но больше ничего нет, – с огорчением развел руками Вуланович. – Можно осмотреть музей в Перасте, но там официально нет вещей из рисанского дворца Ивеличей. Впрочем, возможно, вам имеет смысл осмотреть то, что там есть: ведь и музейные работники могут ошибаться.
Он повернулся к служителю и что-то сказал ему по-черногорски. Тот кивнул и вышел.
– Я сказал, что его помощь нам больше не нужна и что мы сейчас уйдем, – произнес Вуланович. – Чердак не запирается, поэтому мы просто закроем дверь.
Липатов вертел в руках шкатулку и вдруг с яростью ударил ее о край сундука. Шкатулка разлетелась в щепки.
– Это не то, – проворчал Липатов и взялся за странное сооружение из двух досок. – Интересно, что это?
Я придвинулся ближе и увидел, что доски покрыты резьбой, а на толстой доске, на верхней грани, имеется искусно выложенная инкрустация из кости и разных пород дерева. Инкрустация изображала крест.
– Это похоже на скамейку для ног с одной отломанной ножкой, – осенило меня.
– Скамейка для ног с крестом? – криво усмехнулся Липатов. – Это невозможно! Попирать крест ногами немыслимо для христианина. А Джованни Тозо при всех его грехах, несомненно, был христианином.
– Скамейка могла использоваться для того, чтобы опираться на нее во время молитвы, – вмешался Вуланович. – Если встать на колени, то на нее можно будет опереться локтями. Точнее, можно было опереться, пока была цела вторая ножка. В любом случае эта скамейка могла быть предметом из монашеской кельи.