Тайное Пламя. Духовные взгляды Толкина

Сходство с римским и греческим пантеоном и скандинавскими богами Асгарда очевидно. Здесь представлены и должным образом описаны и Зевс, и Посейдон, и Арес, и Гад, и некоторые другие. Но бросаются в глаза и отличия. Образы древних богов как бы смягчены и «приглажены»; примечательно, что похотливые дрязги олимпийцев вообще отсутствуют, и недвусмысленно говорится о существовании верховного божества, превыше самого Манвэ. Манвэ же (в отличие от Зевса) «не задумывается о собственной славе, не ревнив к своей власти, но правит во имя всеобщего мира». Иными словами, Толкин включил древнее языческое представление о божественности в христианское понимание мира. В его интерпретации, предположительно более древние эльфийские «хроники» содержат более точные сведения о богах, нежели многие наши мифологические «гипотезы».

Пантеон Толкина в сжатом виде вобрал поэтические представления автора о природной вселенной. Ему, несомненно, стоит уделить самое пристальное внимание; более того, над ним стоит задуматься снова и снова. В определенном смысле Толкин, возможно, и впрямь верил в Валар, или Власти — или, по крайней мере, во что–то похожее. Несомненно, он основывался на христианском учении о девяти ангельских чинах (серафимы, херувимы, престолы, господства, власти, силы, начала, архангелы и ангелы). Католическое предание признает иерархию сотворенных духов, или Разумений, которые участвуют (непременно под Господним «руководством» или в Его «оркестровке») в устроении мироздания и управлении им. Современный катехизис подтверждает это. Церковь говорит, что один из меньших духов приставлен к каждому человеку как хранитель и проводник по жизни и спутник после смерти. Католиков учат молиться ангелу–хранителю каждый день, и Толкин, скорее всего, поступал именно так.

Уникальное свидетельство этого в высшей степени личного переживания содержится в одном из писем (L 9). Толкин описывает видение, данное ему, когда он молился перед святым причастием во время традиционных «сорока часов»[80]. Он увидел крохотную пылинку, парящую в Свете Божьем. Пылинка была он сам «или любой другой человек, о котором я способен подумать с любовью», и переживание это сопровождалось великой радостью. Пылинка мерцала белизной в луче, соединяющем ее с источником Света, и луч этот был не что иное, как ангел–хранитель пылинки, выражение Божьего внимания к этой, вот этой личности. В другом письме (54) Толкин пишет о том, как ангел–хранитель поддерживает нас «сзади», точно духовная пуповина или спасательный трос, — и дает нам силу самим посмотреть в лицо Богу.

Это чуткая восприимчивость к присутствию ангелов наводит на мысль о Джоне Генри Ньюмене. Его проповедь о «силах природы» — великолепное рассуждение о роли Айнур в мире вокруг нас. Именно они управляют явлениями, наблюдаемыми наукой.

Я свидетельствую: точно так же, как души наши движут нашими телами, что бы тела собою не представляли [согласно науке], так есть и Духовные Разумения, которые движут удивительными и громадными фрагментами природного мира, якобы неодушевленными… Каждое дуновение ветра, каждый луч света и зноя, каждый прекрасный вид, так сказать, полы их платья. Это колышатся одеяния тех, чьи лики обращены к Богу в небесах[81].

Для Толкина и других членов его круга[82] ангелы подобны Платоновым «формам» (Справедливость, Человек, Роза и так далее), но они — живые, они обладают свободной волей. Как живые создания, отличные от божественной Сущности, они предшествуют миру во времени — а это означает просто–напросто, что Господь дал миру бытие, одновременно включив ангелов в устроение и созидание этого мира как некие вторичные причины. Свобода ангелов подразумевает, что они могут и обратиться против Господа. Сама структура мира оборачивается драмой свободы и выбора.

Концепция живых идей восходит, вероятно, к пифагорейцам, для которых живыми божествами были Числа. В рамках этой древней традиции музыка Айнур, по всей видимости, эквивалентна «музыке сфер». Однако новое представление, введенное Толкином, обретает глубину, в его изложении сами ангелы не слышат завершения музыки, но вынуждены дожидаться его вместе со всем тварным миром. Красота Божьего замысла, которому еще предстоит сбыться в мировой истории, превосходит даже гармонию сфер.

ВЕКА СВЕТА И ТЬМЫ