Тайны Васильков или мое нескучное лето (СИ)

Тут уж я не на шутку встревожился. «Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?» — спросил я. «Да нет, — рассмеялась Екатерина Андреевна, — как ни странно, я чувствую себя замечательно. Спину не ломит, ноги не крутит, хотя давно пора, в моем-то возрасте». «Тогда в чем дело? — не отставал я. — Что может помешать тебе самой сказать Кате все, что ты хочешь?» Екатерина Андреевна пожала плечами: «Вдруг что-нибудь помешает. А я хочу быть уверена, что Катя узнает то, что должна узнать». «Знаешь, Катерина, — я пустил в ход самый решительный аргумент, — Федор, не задумываясь, оторвал бы мне голову, если бы узнал, что я оставил тебя в такой ситуации, не выяснив в чем дело». Тут уж она сдалась. «Скорее всего, все это… ничего не значит. Просто мне будет спокойнее, если я буду знать, что Катя в свое время все узнает». «Что ничего не значит?» — спросил я. «Мои сны, — ответила Екатерина Андреевна. — Мне всегда снился Федор, с тех пор, как его не стало. Я всегда шла к нему, но, когда оставалось всего несколько шагов, он качал головой, улыбался, и уходил. Или просто исчезал. А я просыпалась в слезах. — Она помолчала несколько секунд. — А в последние дни, вернее, ночи, все изменилось. Он больше не уходит. Он берет меня за руку, обнимает, и я чувствую себя такой счастливой и такой безмятежной, как в восемнадцать лет». Я был растерян и не знал что сказать. «И ты решила, что этот сон означает…» — начал я. «Это очень хороший сон, — сказал Екатерина Андреевна. — Что бы он ни означал, я хочу, чтобы он сбылся». После своего рассказа она снова стала веселой и оживленной, как обычно. «Наверное, тебе лучше выбросить все это из головы», — сказала она, когда я уходил, — мало ли, кому что снится». Но я не мог… А через три дня у Екатерины Андреевны случился сердечный приступ.

Я молчала, стиснув зубы и опустив глаза. По щекам катились слезы. Я чувствовала, что мои губы начинают дрожать все сильнее и сильнее, и я не могу больше сдерживаться… Я закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Ваня сел поближе ко мне и гладил меня по спине, шепча, что все будет хорошо. В перерыве между рыданиями я услышала, как скрипнула дверь. Степан Пантелеевич деликатно вышел.

Когда рыдания исчерпали себя, я поняла, что мне стало легче. Напряжение сегодняшней ночи понемногу начало меня отпускать. Я даже задумалась о том, как я выгляжу. Наверное, ужасно.

— Мне нужно… в ванную, — пробормотала я и выскользнула из комнаты.

Так и есть. Нос красный, глаза еще краснее, все лицо распухшее и бесформенное… Вот где настоящий ужас. Я минут десять погружала лицо в холодную воду, после чего снова посмотрела в зеркало. Краснота не исчезла, но лицо более или менее вернулось к нормальным очертаниям. Что ж, надеюсь, у моих собеседников крепкие нервы.

Когда я вернулась в кабинет Степана Пантелеевича, Ваня поднялся мне навстречу и усадил меня на диван, а Степан Пантелеевич снова принес свежий чай.

— Спасибо, — сказала я.

— Пожалуйста, — отозвался он. — Насколько я знаю женщин, вы сейчас чувствуете себя гораздо лучше и можете рассказать…

— Да, — кивнула я.

И рассказала. О найденном письме, о своих бесплодных поисках, о звонке Эмме Константиновне…

— Так, так, так, — Степан Пантелеевич постукивал пальцами по столу.

Ваня почему-то отводил глаза. Мне было немного неловко.

— Надеюсь, вы понимаете, — сказал Степан Пантелеевич, — что в свете сегодняшних признаний все произошедшее приобретает вполне определенное значение?

— Что? — нет, я не понимала.

Степан Пантелеевич перевел взгляд на Ваню. Тот кивнул.

— То есть вы не знаете, о чем она говорила? — задала я мучивший меня вопрос.

— Я передал вам наш разговор довольно точно.

— Остается выяснить, — сказал Ваня, — кто мог знать об этих… спрятанных вещах.

— Это будет непросто, — добавил Степан Пантелеевич.

Наконец до меня дошло, что они имеют в виду. Конечно. Это же очевидно. Что-то я сегодня туплю…

— Так, значит, кто-то пытался выжить меня из дому, чтобы завладеть сокровищами?! — воскликнула я.

— Этот вывод напрашивается сам собой, — произнес Степан Пантелеевич.

— Значит, сокровища действительно существуют?! — Сейчас я могла общаться только с помощью восклицаний.

В голове у меня полный бардак. Надо сосредоточиться. Разложить все по полочкам. Составить список. Я иногда люблю составлять списки. Только они у меня всегда какие-то недоделанные. Васильки… Указание… «Пусть это будут васильки». Интересно, что она имела в виду?

— Бабушка очень любила васильки, — сказала я. — Я имею в виду цветы.

— Да, — кивнул Орлиный глаз. — Я знаю.

— Летом они часто стояли у нее в кувшине. Я сама их ей постоянно приносила.

— Федор как-то рассказал мне, что Катерина Андреевна пришла в восторг, когда услышала название деревни.

— Наверное, поэтому она решила сюда переехать.

— Вполне возможно, что это было одной из причин, — согласился Степан Пантелеевич.

— Вы думаете, речь идет о цветах? — спросила я.

— Почти уверен.

— Но как?..

— Этого я пока не знаю, — пожал плечами Орлиный Глаз. — Меня сейчас больше волнует другое…

Но меня другое не волновало.

— А вдруг это что-то огромное, — поделилась я своими догадками.