Морда затрещала что-то на жуткой помеси непонятных языков. Егор с большим трудом разобрал в этой вакханалии знакомые слова. Студент второго курса меда с удивлением опознал латинские глаголы.
– Чего?
Морда затихла.
Егор спрятал клинок. Затуманенный пивом взгляд скользнул по мощному торсу собеседника, узловатым буграм мышц. Этого бы качка-коротышку вчера с тараном под стены!
Он медленно поднял глаза повыше и обомлел.
Вместо нормальных, на него уставились огромные черные глаза.
Егор не к месту икнул. Хмель как рукой сдуло.
Глава 6.
На распутье.
1.
Ситуация сложилась довольно тупиковая. Выкурить русичей твари не могли, но и они не сумели бы проложить себе путь наружу. Оставалось ждать. Ждать любого, кто может разрубить этот гордиев узел.
К вечеру в Э-куре появилась та, кому это было под силу. Инанна, великая Иштар, вернулась в собственный дом. Как она здесь очутилась, откуда и каким образом, никто из попавших в западню ответить не мог. Минуту назад они высматривали в полумраке коридора тени сгрудившихся для атаки нелюдей, и вот уже коротышки исчезли в недрах туннелей, а до ушей доноситься необычное в этом месте шарканье. Старая богиня, способная в минуты опасности передвигаться подобно молнии, шла с трудом, пошатываясь и подволакивая ногу.
Не спрашивая ничего и не разговаривая, бабулька проковыляла мимо трупов охранников, обогнула выступ дверного проема, вошла в пещеру.
Напрягся Тоболь, Костя жестом успокоил товарища. Здесь и сейчас странная полусумасшедшая хозяйка капища была для них единственным шансом на спасение.
Инанна медленно осмотрела сложенные тела крестоносцев, гору убитых гагов, связанного темнокожего слугу. Тот пробовал что-то сказать, но старуха одним взглядом оборвала Нангала. Чуть погодя Инанна прошла к водоему, в котором чернела туша убитой рептилии, вздохнула и покачала головой.
Все это происходило в абсолютном молчании. Малышев на долю секунды почувствовал себя провинившимся сорванцом, которого в разгар проказ застала суровая бабушка. Чтобы побороть неловкость ощущений, он подтянул поближе секиру. Та клацнула по камню. Звук был негромкий, но его хватило, чтобы все как будто очнулись.
Сомохов выступил вперед:
– Я хотел бы сразу принести извинения, но, судя по всему, ваши слуги, э-э-э, ваша милость, не поняли ва…
Старуха прервала его властным движением руки. Взмах был так выразителен, что даже уверенный в себе и явно настроившийся "поговорить" археолог умолк. Они с Малышевым обменялись растерянными взглядами. Тоболь зыркнул в коридор, нет ли тварей, и взволнованно засопел.
Инанна меж тем приблизилась к Наталье Алексеевне, все еще утешающей всхлипывающую Кати.
– Ведь сколько горестей могли мы избежать, если бы не отдавали судьбы мира в руки мужчин?
Трескучий голос старухи, необычные слова чужого, но понятного языка лишь оттенили неправильность происходящего. Сомохов попробовал встрять со своим объяснением, но хозяйка Э-кура все тем же жестом указала непрошенному гостю, что не хочет ничего слышать. Она прошаркала до края ямы, потом обернулась к Наталье Алексеевне, как будто продолжая давний разговор:
– Я привезла его сюда еще совсем несмышленышем, – бабулька свела ладони, показывая размер. – Таким вот… Малюсеньким.
Туша убитой рептилии не вязалась с образом домашнего любимца.
Голос старухи не останавливался, он тек, потрескивая и хрипя, вещая и завораживая. Сияние осветительных панелей в глазах Малышева начало сливаться в хоровод, в переливающийся круг, кольцо над головой застывшего Сомохова.
Богиня жаловалась… Негромко… Протяжно и пугающе. Она вспоминала эпизоды из жизни "своего Хо", и все, что она говорила, всплывало в сознании каждого находившегося в комнате. Врывалось в мозг расплывчатыми чужими картинками, обрывками ощущений, запахов, звуков и чувств.
Исчезло все, что не входило в переливы этого тембра: стены, потолок, пол, зев коридора. Да и сама фигура Инанны подернулась еле приметной пеленой, начала расплываться и дрожать. Сквозь очертания старухи все явственнее проступала вставшая на задние лапы гигантская пантера, яростно хлещущая хвостом по блестящим чешуйчатым бокам, клацающая пастью.
Озноб, пробежавший по телу, не снял это наваждение – лишь усилил. Ужас сцепил ноги. В головах Малышева, Сомохова, Тоболя заныло, заенчило осознание, что им не совладать с тем, что собирается обрушиться и отомстить обидчикам. Будто сами стены приготовились наказать тех, кто посмел бросить вызов давним властителям этой земли.
Замычала сквозь зубы вцепившаяся крест-накрест в собственные плечи Кати. Наталья Алексеевна всхлипнула. Она попробовала сказать что-то, но голос сорвался, потух.
На плечи навалилась тяжесть, сгибая спину в непривычный поклон. Костя зарычал от ощущения собственного бессилия.
Звякнула, падая на пол, ненужная секира. Автомат Тоболя повис в безвольных руках.
– Молю вас, простите нас, ради бога, – голос матери донесся до Малышева будто через вату.
Наталья Алексеевна, стоя на коленях, плакала.
Старуха-богиня дернулась, будто от удара. Она осунулась, наваждение исчезло.