Орвил бурчит себе под нос: «
– Бабушка нас убьет, если мы потеряем велосипеды, – говорит Лони.
– Ну, не пойти мы тоже не можем, – отвечает Орвил. – Поэтому мы идем.
Интерлюдия
Какие странные явления мы находим в большом городе; все, что нам нужно, – это прогуляться с открытыми глазами.
Жизнь кишит невинными монстрами.
На пау-вау мы съезжаемся со всей страны. Из резерваций и больших городов, ранчерий, фортов, пуэбло, лагун и трастовых земель вне резерваций. Мы едем из городков, что тянутся по обе стороны хайвеев в Северной Неваде, со странными названиями вроде Уиннемакка. Мы преодолеваем долгий путь из Оклахомы, Южной Дакоты, Аризоны, Нью-Мексико, Монтаны, Миннесоты; из Финикса, Альбукерке, Лос-Анджелеса, Нью-Йорка, Пайн-Риджа, Форт-Апача, Джила Ривер, Пит Ривер, резервации Осейдж, Роузбада, Флэтхеда, Ред-Лейк, Сан-Карлоса, с Черепашьей Горы, из резервации Навахо. Чтобы добраться на пау-вау, мы едем в одиночку и парами; путешествуем семьями, набиваясь в «универсалы», фургоны, на задние сиденья «Форд Бронкос». Некоторые из нас в дороге выкуривают по две пачки в день или постоянно пьют пиво, чтобы чем-то себя занять. Те, кто отказался от такой изнуряющей жизни и ступил на длинную красную дорогу трезвости, пьют кофе, поют, молятся и рассказывают истории, пока не иссякнет воображение. Мы обманываем, хитрим и крадем наши истории, затаскиваем их до дыр, пересказывая по кругу, пока длинная белая полоса шоссе не заставит нас умолкнуть и провалиться в сон. Когда приходит усталость, мы останавливаемся в мотелях и отелях; мы засыпаем в машинах на обочине дороги, на стоянках для отдыха и грузовиков, на парковках возле гипермаркетов Walmart. Мы молодые и старые, индейцы всех мастей.
Мы придумали пау-вау, потому что нам нужно место, чтобы собираться вместе. Что-то межплеменное, что-то древнее; то, на чем можно заработать, к чему можно стремиться; где можно показать наши украшения, наши песни, наши танцы, наш барабан. Мы продолжаем традицию пау-вау, потому что не так уж много мест, где мы можем быть все вместе, где можем видеть и слышать друг друга.
Мы все приезжали на Большой Оклендский пау-вау по разным причинам. Грязные, болтающиеся нити наших жизней заплетались в косу, и мы отправлялись в путь. Мы преодолевали долгие мили. Съезжались годами, поколениями, целыми жизнями, облаченные в молитвы и регалии ручной работы, вышитые бисером и сшитые вместе, украшенные перьями, плетеные, благословленные и проклятые.
На парковке возле Оклендского стадиона в день Большого пау-вау все наши машины становятся близнецами. Их роднят индейские стикеры на бамперах и задних стеклах:
Мы – индейцы и коренные американцы, американские индейцы и коренные американские индейцы, североамериканские индейцы, туземцы, NDNs и IND'ins[62]
, индейцы со статусом и без статуса, индейцы первых наций и до такой степени индейцы, что либо думаем об этом каждый божий день, либо не думаем об этом вообще. Мы – городские индейцы и коренные индейцы, индейцы из резерваций и индейцы из Мексики и Центральной и Южной Америки. Мы – коренные индейцы Аляски, коренные гавайцы и европейские индейцы-экспатрианты, индейцы из восьми разных племен, признающих правило одной капли крови, и не признанные федералами индейские виды индейцев. Мы – записанные в члены племен и лишенные регистрации члены племен, нелегальные члены племен и члены советов племен. Мы – чистокровные индейцы, полукровки, квартероны; на одну восьмую, одну шестнадцатую или долю секунды индейцы. Невыполнимая математика. Слишком ничтожны остатки.