Танцовщица Гора

Ночь выдалась облачной и темной, ни звезд, ни лун на небе. Я потрогала ошейник на своем горле. Это был ошейник Ионика, я была рабочей рабыней. Однако сегодня вечером я не была рабочей рабыней, я служила как настоящая рабыня для удовольствий. Кроме того Аулюс приковал меня цепью к своему стремени. Он использовал меня в качестве имиджевой рабыни, чтобы подчеркнуть свою значимость, добавить эффектности к своему внешнему виду при встрече с Пьетро Ваччи. Это одно из обычных использований для рабынь. Мне можно было гордиться тем, что я была прикована к его стремени. По таким тонким намекам рабыня может заключить, что является соблазнительной и красивой. С другой стороны, возможно, он не захотел оставлять меня наедине с охранниками. Кроме того, он мог иметь в виду возможность того, что я могла бы станцевать для наемников и услужить некоторым из них, в том числе и их капитану. Таким образом, я могла бы, своим собственным способом, в качестве подарка или символа доброй воли, внести свой маленький вклад в успех его предприятия. Возможно, я, как дань, или, правильнее будет сказать, дружеский дар, могла бы даже повлиять на ситуацию, обеспечив цепи Ионика, по крайней мере, на данный период времени неприкосновенностью от захватов наемниками. Если меня использовали именно для такой цели, мне оставалось надеяться, что я преуспела, и что Аулюс не будет недоволен. В памяти всплыло лицо Пьетро Ваччи. Кажется, я доставила ему удовольствие. Мое лицо само по себе расплылось в довольной улыбке. Это я-то доставила ему удовольствие? Скорее это он использовал меня для своего удовольствия, властно, как настоящий рабовладелец! В его руках я, беспомощная, стенающая, вскрикивающая, иногда даже молящая о милосердии, была заставлена испытать долгие экстазы рабыни. От этих воспоминаний, мое тело начало беспомощно ерзать на песке, руки снова зарылись пока не почувствовали железные прутья решетки подо мной. Завтра мне, по-видимому, предстоит вернуться к черной цепи Ионика, хотя, если повезет, Аулюс может оставить меня в своей палатке. Это, конечно, куда предпочтительнее, чем работать скованным по рукам и ногам водоносом, тягающим на спине огромный булькающий бурдюк, утопая по щиколотки в вязком песке.

Как ни странно, но мне вспоминалось, как несколько недель назад, когда я, стоя на коленях перед Тиррением, узнала, что он собирается меня продать, он обмолвился о каких-то «вопросах». В то время мне было не до того, чтобы задумываться об этом, но теперь, лежа в темноте, на песке загона, мне стало интересно, что он имел в виду. Какие вопросы имел он в виду, кто их и о ком задавал? Они касались его? Или меня? Или может быть, он испугался, что кто-то мог бы заинтересоваться мной? Не по этой ли причине он продал меня, как-то, на мой теперешний взгляд, излишне поспешно? Кто же мог задавать вопросы? Возможно, это был агент или агенты претора, или некто, кого в Аргентуме могли подозревать в работе на претора. Этого я знать не могла, но похоже, новости об их расспросах были сообщены Тиррению его шпионами. Впрочем, независимо от того, что именно могло иметь место, он решил, что было бы разумно закончить мое использование в качестве приманки. В результате я оказалась в черной цепи Ионика.

Я выбросила эти мысли из головы, в данный момент, это было уже неважно.

Лежа в темноте, я мечтала поскорее возвратиться в рабочий лагерь. Мне казалось, что там, за ограждением из рабской проволоки, среди охранников, я буду в безопасности, по крайней мере, в такой же безопасности как любая из других женщин. Конечно же, тому, кто избрал меня объектом своей мести, будет не просто войти в лагерь. Он же не может не понимать, что его просто схватят и вернут на цепь. Да, пожалуй, больше всего в тот момент, я хотела оказаться в рабочем лагере. Стоит только добраться дотуда, и я в безопасности.

— Ты что-то слышала о другой девушке? — спросил меня Пьетро Ваччи, после того, как я, под угрозой порки, встала на ноги.

— Господин? — удивленно переспросила я, и, буквально через мгновение, он вызвал солдата для моей охраны. Признаться, я была напугана и несколько озадачена этим. В первое мгновение я испугалась, что капитан собирается наказать меня плетью за мою назойливость. Чего-чего, а встречаться с плетью дважды за один день мне точно не хотелось. С чем же был связан заданный им мне вопрос? И почему, сразу после него мужчина смягчился и передумал. Мой конвоир, заковав меня в наручники и взяв на поводок, повел в загон. А потом, когда мне показалось, что я заметила движение в темноте, встревожился и он.

— Что это было? — спросил он меня тогда с явной тревогой в голосе.

— Ничего, Господин, — заверила я его тогда.