Танцующий горностай

– Убьешь меня в саду? – усмехнулась Лиза.

– Следовало бы, но нет. Отвезу в город, судить тебя буду не я.

– Как скажешь, Макс, – смиренно отозвалась она.

Брат все-таки потерял хватку, позволил эмоциям взять верх над разумом. Для Лизы это означало только одно: во всей этой истории, долгой, растянувшейся на много лет, она принимала исключительно верные решения, ей просто не повезло в конце пути. Но она ни в чем не ошиблась, а значит, и сожалеть ей не о чем.

* * *

Ян и сам не до конца понимал, почему приехал к зданию суда. Вот Александра поступила правильно, она предпочла держаться от всего этого подальше, когда все закончилось. И ему следовало бы… а он приехал.

Семье Максаковых тоже не нужно было приезжать, но и они не смогли поступить благоразумно. Они теперь стояли на усыпанном листьями газоне втроем – почти все, что от этой семьи осталось. Максим, Вера и Таня. Не привезли только маленького Тимура… Хотя они ведь уже знали, что он не Тимур! Его дальнейшую судьбу Ян собирался уточнить позже. Пока он просто наблюдал, пытаясь понять, ради чего они здесь на самом деле.

А потом понял – когда привезли Елизавету Сурначеву. Вера, до этого казавшаяся совсем слабой, бледной, как будто сонной, рванулась к ней маленькой хищной птицей. Максим попытался удержать ее, но не смог, видно, не ожидал от нее такой ловкости.

Вера подбежала к Сурначевой, но не ударила, просто вцепилась обеими руками в ее куртку так, чтобы их пока невозможно было растащить. Ей нужно было время – ей нужно было знать… Ей уже рассказали о случившемся следователи, сообщили все подробности. Однако кое-что они пояснить не могли, и этот единственный вопрос наверняка терзал Веру, не давал спать по ночам, лишал последних сил.

Ответ знала только Сурначева. Добрая подружка, дарившая сады и викторианские комнаты. Милая тетя, с которой уверенно можно было оставить ребенка.

– За что?.. – прошептала Вера. А потом добавила громче, крикнула, словно опасаясь, что на тихий вопрос никто не ответит. – За что?!

И правда ведь важный вопрос… Для всех, кто хоть раз потерял близких раньше срока, когда это было совсем не обязательно. Как будто причина могла облегчить боль… Как будто знание делало хоть что-то простым и понятным.

Сурначева не отвечала. Она замерла на месте, позволяя Вере себя трясти, и смотрела мимо рыдающей женщины, куда-то в пустоту. А Вера, еще сильнее раненая ее безразличием, снова и снова повторяла:

– Ну за что?.. За деньги? Я бы отдала тебе деньги! Твое наследство, твой бизнес… Ты понимаешь, что это ничто по сравнению с ним? Забери ты что хочешь, но отдай его мне! Но все же не может быть так… Это же мой Тимка, ты не могла только за деньги… Была же и другая причина, правда? За что?

И снова молчание. Возможно, на суде Сурначева планировала врать о своем раскаянии и временном помутнении. Но Веру она обмануть не смогла бы и просто ждала, пока все закончится.

Ей действительно не было смысла отвечать – они говорили на разных языках и на разные темы.

Для Веры Тимур был всем. Долгожданным ребенком, любовью, возведенной в абсолют. Всем, что уже случилось: первой улыбкой, запахом волос, первыми шагами, смешными поделками из детского сада, самым честным «Я люблю тебя, мама!» Всем, что должно было случиться: его победами на школьных соревнованиях, выпускным, институтом, работой в семейной компании, чуть дрожащим «Мама, это моя невеста, мы решили пожениться в августе…» Это могло бы быть. Должно было быть. И Вера, раздавленная, страдающая, пыталась понять, была ли в мире хоть одна причина, оправдывающая эту потерю.

Ну а Елизавета Сурначева на месте мальчика видела ресурс. Для нее Тимур ничем не отличался от Вани Гаевского, и оба они были инструментами, необходимыми в тот или иной момент. У нее не было никакого «за что», было только «для чего», но этого Вера уже не поняла бы.

Разговор так и не состоялся. Веру оттащили, Сурначеву повели дальше. Веру трясло так, что казалось: ее сердце не выдержит, она покинет этот мир раньше мужа. Но потом к ней подошла Таня, обняла по-медвежьи неловко и крепко, по-детски наивно и преданно. И Вера наконец расплакалась навзрыд, словно выпуская яд горя и давая себе позволение остаться в живых.

Ян не стал больше задерживаться, он направился прочь, размышляя об этом самом «за что». Он за свою жизнь слышал разные ответы, сталкивался с разными ситуациями.

За что отнимают жизнь?

За двести рублей в кармане.

За не понравившийся взгляд.

За слишком короткую юбку.

И смешно, и бред, и нечестно – а вдруг целая Вселенная гаснет навсегда, и ее уже не вернуть тем, что «за что» было недостаточно стоящим или возвышенным.

Ян ожидал, что для него эта история закончилась и с семьей Максаковых ему точно не придется видеться. Но сложилось иначе: Максим сам пригласил его на встречу в том самом поселке, из которого совсем недавно уехала Александра. Теперь он предложил обоим близнецам снова заглянуть в гости.

– Думаю, вам стоит это увидеть, – только и пояснил Максаков. – Так будет честнее. Или я на старости лет становлюсь слишком сентиментальным.

– Мы приедем.