Андрей Тарковский был сыном одного из крупнейших русских поэтов – Арсения Тарковского, так что как будто бы уже генетически был предрасположен к восприятию лучших традиций русской культуры вообще. Одновременно даты его рождения и смерти (1932–1986) также естественно связали его с конкретными моментами истории советской России – довоенной, послевоенной, сталинской, хрущевской и брежневской, – завершившейся его эмиграцией на Запад, требовавшей всегда героических усилий ради сохранения своего человеческого достоинства.
Это свое достоинство Тарковский реализовал поэтическими средствами авторского кино, с которым в западный кинорынок ему пришлось бы вписываться как минимум с тем же трудом, что и в советскую идеологию. Он был одержим своим миром и своими идеями, не умея соответствовать практическим требованиям не только жизни, но и кинопроизводства. Он нуждался в защите, которую давало советское общество своим официально признанным художникам, в число которых он не вписался. Он получил на Западе ту свободу, которая обернулась необходимостью бороться один на один за право существования в кинопроизводстве, определяемом прежде всего жестким коммерческим интересом. И то, и другое одинаково утомляло и истощало его.
В своей статье, посвященной 60-летию Феллини, Тарковский, восхищаясь степенью его творческой свободы, сетовал на то, что в Италии «нет больше меценатов и никто не хочет заниматься искусством».
Тогда как именно Тарковский нуждался бы в этих немногочисленных меценатах, финансирующих его проекты, взывающие к человечеству во спасение мира, стоящего на грани катастрофы. Он полагал, что «искусство существует лишь потому, что мир плохо устроен… История человечества слишком уж похожа на какой-то чудовищный эксперимент над людьми, поставленный жестоким и не способным к жалости существом».
И далее рассуждал в своем дневнике: «Сейчас человечество может спасти только гений – не пророк, нет! – а гений, который сформулирует новый нравственный идеал. Но где этот Мессия?»
Очевидно, что именно Тарковскому его собственная художественная задача постепенно начинала видеться как раз почти мессианской, в соответствии с очень русской традицией.
В Тарковском не было спасительной для других иронии, не было цинизма, помогающего выжить. Он был слишком серьезен, взваливая на себя бремя ответственности за все человечество, слишком рано рухнув под его тяжестью. Но поразительным свидетельством этих намерений остались его уникальные фильмы.
И сердечно памятное…
Почта Тарковского моему отцу Е.Д. Суркову
Уважаемый Евгений Данилович!
Очень огорчен Вашей болезнью, хотя я не ждал от этой поездки ничего для Вас веселого.
Ну, разве можно было ехать в эту Монголию рядом с тем лежанием, которого я был свидетелем в Вашем доме?!
Неужели никто, кроме Вас, не мог в Комитете заняться этими делами?
Не забывайте, Бога ради, что у Вас есть гораздо более серьезные проблемы и наши надежды, связанные с Вашими делами в Комитете. Очень Вы меня огорчили. Если позволите, я заеду к Вам повидаться во вторник. Скажите Сереже (тогда моему мужу, племяннику жены Тарковского. – О.С.) о возможности этого. Он мне передаст.
Поклон супруге
P.S. Единственное Ваше лекарство – понимание того, что у Вас есть друзья.
Дорогой Евгений Данилович!
Ко мне пришла девушка – студентка-киновед из ВГИК’а и принесла написанную ею рецензию на наш фильм («Андрей Рублев». –
Я, право, не знаю, что посоветовать ей и поэтому, уж простите Бога ради, решил направить ее (ее зовут Ирина Логиновская) к Вам. Может быть, вы посоветуете ей что-нибудь?
Во Владимир поездка пока откладывается. Когда поедем, не знаю. Но уговор наш остается в силе.
Показывали «Рублева» в клубе «Правды». 3 сеанса, платных, по линии проката.
Простая публика смотрит удивительно внимательно и благодарна. Предчувствую успех у зрителей. Простых зрителей. А так – кто знает?
Жму Вашу руку и прошу простить за то, что отнимаю у Вас время.
Большое спасибо Вам за хорошее письмо.
У меня пока, Слава Богу, все хорошо. Надеюсь, что и у Вас все будет улажено, в смысле здоровья. Постарайтесь отвлечься от дел и отдыхайте. Время от времени просто необходимо отключаться от дел. Правда, это очень трудно. Мне, например, не удается: сегодня во сне видел Косыгина и Романова. Неплохо, неправда ли?