Телевидение

Вспышка камеры высветила два уходящих во тьму вагона, сдавленных остатками свода тоннеля, на которых лежали каменные плиты толщиной около метра. Денис прикинул их вес и поразился, как вагоны вовсе не сжались до толщины листа металла.

Снова им предстояло пробираться вдоль выпученных до самых стен рваных кромок стальной обшивки. И что там ждет впереди? Уцелел ли технологический переход, о котором говорил Слава? Хватит ли сил пройти по нему?

От невеселых мыслей его отвлек Наташин вскрик. Денис бросился назад, в вагон.

При его появлении панки, севшие рядом с девушкой, отпрянули от нее, а она судорожно застегнула куртку на груди.

— Что, руки чешутся, мальчики? — как можно внушительней спросил Хованский.

— Ага, и не только, — осклабился Джус. — А ты чем, старый, мигал там за окном? Фотик у тебя, да?

— Вот, — показал “мыльницу” Денис.

— И на хрена ты снимаешь всю эту бодягу? В газетку хочешь толкнуть за бабки? Ну так щелкни нас с Беном и телкой. Классный будет кадр: “Дети подземелья!” Мы же группу нашу хотели так назвать, помнишь, перец? — обратился он к приятелю. — Распалась группа — барабанщик обкумарился и решил с крыши до самолета дотянуться. Во пельмень, да?.. Мы тут решили не идти с вами, нам и здесь в кайф. И девушку не дадим мучить. Так что снимай, дядя, и будет у тебя фотка на память. На светлую память. Ха-ха!

— Ваше дело. Пошли, — протянул он руку виолончелистке, но Бен прижал ее к себе и заверещал:

— Люблю тебя!

Они были уже совсем безумными, эти парни.

Денис оглянулся на Славу, но тот сидел расслабленный и как будто дремал. Хованский подумал, что он один в поле воин — что с калеки возьмешь.

Гривастый Джус внаглую засунул руку Наташе за пазуху. Ну что ж, пора действовать!

— Ладно, уломали, сфотографирую вас напоследок. — Денис навел аппарат и нажал на спуск.

Вспышка ослепила юнцов, а Денис в тот же момент выбросил вперед правую ногу, целясь носком ботинка в лоб под стоящим дыбом гребешком волос. Попал! Голова Джуса откинулась, стукнувшись затылком о подоконник, и он завалился на бок на сиденье.

Но и сам Денис тут же рухнул спиной на пол, подсеченный ногой в тяжелом “гриндерсе”, и через мгновение Бен навалился на него сверху.

Хованский оказался в беспомощном положении: он все еще держал в руках камеру, и локти оказались прижатыми к бокам коленями искушенного в драке противника, а пальцы больно придавило к “мыльнице” обтянутой кожей штанов мускулистой задницей.

— Ты че, фраер? — хрипел Бен. — Крутой, да? Ногами махать вздумал? — Ухватив одной рукой поверженного врага за горло и сжимая его все сильней, другой он наносил удары по лицу Дениса. — Ну че ты вылупился, козел? Счас я твои зенки успокою!

Правая рука метнулась за спину и вновь возникла уже с выкидным ножом.

— Я тебе один глазик выколю, чтоб больно было, а вторым ты будешь смотреть, как мы твою девку трахать станем, — шипел Бен, медленно приближая лезвие к мотающейся из стороны в сторону голове Дениса.

В этот момент раздался выстрел, и на лицо Хованского вдруг с отвратительным шлепком упало что-то горячее. Он потерял сознание.

Во время драки Наташа сидела сжавшись в комок с зажмуренными от ужаса глазами. Но при звуке выстрела она открыла их и увидела в свете остатков костра, разметанного по полу вагона в ходе борьбы, как Слава сползает с сиденья, а очнувшийся Джус бьет его ногой по голове.

"Афганец” рухнул на пол подобно половинке тряпичной куклы, пистолет выпал из его руки, но “ирокез” не обратил на него внимания, видимо решив расправиться с убийцей друга по-другому. Он схватил инвалида за руки, легко оторвал от земли его туловище и стал колотить им, как живым копром, в пол.

От дикой боли Слава пришел в себя, но ничего не мог поделать, не имея опоры под несуществующими ногами. Он только натужно крякал при каждом ударе и пытался, все слабее подтягиваясь на руках, укусить сильные кисти противника.

Наташа, как во сне, нагнулась к упавшему к ее ногам пистолету, направила его в широкую, сгибающуюся в смертоносных наклонах спину и нажала на курок. Ноги Джуса подогнулись. Выпустив жертву, он сел на пол и, мыча, привалился пробитой спиной к сиденью, совсем рядом с Наташей.

— Я убила! Я его убила! — в ужасе закричала она и уткнулась лицом в колени.

Слава с трудом подполз к ней, вынул “Макаров” из ее бессильно повисшей до пола руки, приставил его к груди подонка и выстрелил. Тоннель ответил каким-то подобием стона.

— Никого ты не убивала, девочка, — спокойно сказал “афганец”. — А я и на войне убивал гадов, и тут не упустил возможности… Ох, больно мне. Порвал он мои культи, сука! Давай-ка Дениса в чувство приводить.

Он стал перемещаться по полу куда осторожнее, чем раньше, — видно, ему серьезно досталось в борьбе. Поэтому тело Бена пришлось оттаскивать ей одной. Когда останки его разлетевшейся от выстрела головы стукнулись о залитый кровью линолеум, Наташа не смогла сдержать тошноты.

Денис с трудом пришел в себя. Все лицо его было залеплено отвратительной желто-розовой массой, которую он стер носовым платком, а потом смыл остатки, пожертвовав своей порцией воды.