Тени Лордэна

Весть о поимке безжалостного и жестокого душегуба, успевшего внушить страх всем жителям Лордэна, будь то засыпавший под мостом одинокий бродяга или же окружённый десятками человек личной охраны и сотней тяжёлых замков сенатор, разнеслась по городу столь же стремительно, как пожар по высушенный июльским солнцем степи, перескакивая от дома к дому, от кухарки к кухарке, от вознице к вознице, увозившему её в самые дальние кварталы. Все прочие темы разговоров были позабыты, излюбленные сплетни о грязных делишках изменников-соседей остались в стороне, чтобы жадные до тайн и загадок, оставлявших простор для необузданной народной фантазии, умы вцепились в образ неуловимого убийцы с новой силой, обогащая старые фантастические слухи всё новыми, ещё более красочными домыслами и невероятными выдумками. С лёгкой подачи болтунов Янс становился великим мастером тёмных искусств, решившим захватить власть над городом; диким оборотнем, способным перевоплотиться в любого зверя, от комара до акулы, и даже принять личину любого человека; грозным мертвецом, восставшем из могилы ради отмщения вероломным предателям-друзьям и роковой возлюбленной. Ему приписывали способности летать по воздуху без крыльев и проходить сквозь стены развоплощённым туманом, умение становиться невидимым и ползать по потолкам, нарушая законы притяжения. В их воображении он читал мысли прохожих и убивал недругов силой потустороннего взгляда, открывал замки, произнося тайные слова, и протискивался в самые узкие щели лучше всякой кошки, и в чём-то они даже были правы. Однако, сколько бы они не ломали головы над его прошлым, сколько бы противоречивых версий они не выдвинули, никто так и не сумел ни на йоту приблизиться к ужасающей истине тех событий, которые привели Янса к заточению.

Вечером того же дня, прославленного узника в сопровождении тридцати всадников конвоя перевезли в здание Сената, где он предстал перед собранием. Под округлыми, высокими сводами главной залы собралась почти вся городская знать, так что многим не нашлось места на устланных бархатными подушками мраморных скамьях, и любопытным юнцам приходилось сидеть на голых, холодных ступенях как каким-то простолюдинам, но никому не было дело до неудобств и проявления почестей. Все жаждали увидеть пугающую диковинку, ужасающего монстра, бессильно мечущегося в нерушимой клетке, и каково же было их разочарование, когда к ним ввели низкорослого, щуплого и совершенно невзрачного мужичка в гремящих кандалах, столь изнеможденного и безвольного, что он едва мог стоять на своих двоих без помощи пары гвардейцев. По залу пронёсся недовольный и при том язвительно-насмешливый ропот. Одни глумились над жалким пленником, вторые же потешались над неумелыми стражами, которые так долго и безуспешно ловили эту ничтожную блоху, позволив ей пролить немало крови. Ну а после того, как во всеуслышанье было объявлено, что убийца не сможет давать показания по той причине, что в момент ареста он подлейшим образом откусил собственный язык, многие из присутствовавших встали и демонстративно покинули залу, обозвав столь скучное судилище сплошным надувательством и пустой тратой драгоценного времени.

Хотя из-за атаки на посольство королевства дело должно было принять дипломатический окрас и растянуться во времени на долгие месяцы, чтобы королевские посланники смогли лично допросить пленника и удостовериться в наличии или отсутствии заговора против короны, каким-то удивительным и никому неведомым образом судебный процесс завершился в два дня и с официального согласия герцога Уфирийского, поручившегося за волю короля, сенаторы единогласно приговорили Янса к смерти через повешение и назначили казнь на полдень следующего дня. Приготовления не заставили себя ждать, и ещё до того, как щегольски разодетые глашатае с тучными беретами на головах, из которых торчали разноцветные страусиные перья, и с золотыми цепочками на шеях, на которых висели массивные сенатские бляхи, наделявшие их слова властью, огласили народу приговор, слаженная команда гномов плотников уже приступила к возведению массивного эшафота на высоких опорах и пары роскошных трибун для знатных зрителей по обе стороны от него.

— Ремень на левом боку. Затяни его ещё сильнее.

— Ага, сейчас… вот так. Достаточно? Не слишком туго получилось?

— Нет, в самый раз.