Токсикология (Toxicology)

– Ну, уж не будем раскидывать пальцы, – прорычал Блинк. – Я понимаю, вы не в курсах, как один край личности выступает из другого. Но нашему Джону Доу* придётся выполнять разрушительную программу гниения независимо от вашей чертовски священной блокады. А пока всё складывается дьявольски удачно для мясных мух.

Доктор Мэнгрув прошла мимо с ящиком инструментов.

* Стандартная форма для обозначения неустановленной личности.

– Приказ подтверждается, Шеф. Нет ничего, кроме очевидного.

Рекс Камп угрюмо прошествовала за ней.

– Тот же приказ твоим экспертам, Блинк, – сказал Джек Кома. – Шакалам разошлём повестки за эту фотосессию.

– Наконец-то ты думаешь, как коп.

– По положению тела, это привидение появилось с нашей стороны границы.

– Это труп. Кома отвернулся.

– Привидение.

Блинк и Гарпун Спектр пошли к машинам.

– А твоя точка зрения, Гарпи? Ты у нас стал набожным?

– Когда это оплачивается.

– А что, было дело?

– Насчёт этого тела, я думаю, у нас в руках истинное чудо.

– В моих – ни шута.

– Помнишь давным-давно слоны в Индии, пьющие молоко?

– И что? Я могу выпить пропасть молока. Тоже чудо?

– Те животные были из камня. Камень, Генри, слышишь, что я говорю?

– Ах, чёрт, это всё просто выдумки в твоих мозгах.

– Ну, слава богу, – подхихикнул Спектр, – не самый важный орган.

Блинк дошёл до передвижного обезьянника и снова раскурил сигару. За рулём ждал танкист.

– Ладно, я пошёл за бубликом и кадушкой сердца тьмы. Вингмейкер соблаговолил дать доступ к одному факту, чтоб его благословило. Вишь отпечатки копыт вокруг гробонаполнителя? – Он нырнул в машину.

– Чистые, как образец.

– Преет работает там, где запрещена обувь с рифлёной подошвой. Труднее бегать.

Блинк хлопнул дверью, и машина порычала прочь.

– Офис, – буркнул Спектр.

По сути, прошёл год с тех пор, как Джонни Фейлсейф приставил морскую раковину к уху и услышал насмешливый хохот. Он стал сам себе начальник эффектным и кружным маршрутом. И где-то в дороге вбил себе в голову, что он больше, нежели оловянная статуэтка в оловянной кабинке. Ему довелось читать, что давным-давно жили бедняки, которые получали небольшие деньги: теряли паспорта и добредали до немецкой границы, чтобы прикинуться беженцами. Его впечатлило. Похоже, на границе может поменяться всё. На мексиканской границе – американцы менялись в нацистов. Так что он вышел из офиса и пошёл прочь из Светлопива, через Наш Прекрасный Штат, пиная пыль, пока не достиг границы Терминала. Это случилось чуть раньше разрыва между штатами, и там ещё не было оборудованных огневых позиций – просто Джонни Фейлсейф переходил туда-сюда и пытался зафиксировать еле уловимое ощущение законов, меняющихся вокруг его тела. Он думал, что воспринял мельчайший сдвиг давления на себя, но и что? На него всё равно давили.

Он знал, что когда-то однажды Леон Вордил хакнул кодекс и добавил законов – сначала по прогрессии, потом в экспоненциальной опухоли – что полностью уничтожило последние следы человеческой активности. Вычистить авторизованные указы из случайных добавлений оказалось напрягом для мозгов, задачей на годы. Один делегат, появившись перед прессой,- смеялся и бил себя в лицо грохочущим листом алюминия.

В наши дни насыщение авторизованного кодекса сделало прикол с троянским законом излишним. Но Фейлсейф стал одержим этой точкой перехода границы, где одна дамба ограничений уступала место другой. Нет ли там точки между ними – хотя бы минуты – где нет ни той, ни другой? Он пал на колени на краю штата, прищурившись на микроскопический шрам на земле, заполненный оживлённой свободой. Образец, забранный в почвопробник, под увеличением показал роящееся небо, и Фейлсейф загнал вглубь два листа оргстекла, чтобы извлечь тонкий пограничный сэндвич. Обычный светоч сможет проецировать на стену незаконную активность, и Фейлсейф постучался к Дону Тото в “Задержанной Реакции” на улице Валентайн.

– Видел когда-нибудь торнадо, Тото? Крематорий, мой крутой друг. Световые шоу – ничто. Есть мысль, что ты готов к яркой штуке. Выдающаяся штука.

– Выдающаяся? Звучит неплохо. Фейлсейф поставил лист перед софитом, и

стена превратилась в шербет, взбаламученный, как лицо Юпитера.

– Неистовая штука, Джонни.

– Автоматическая, в таком аспекте. И буквально за пару моментов придавит то грозное дерьмо, которое ты, похоже, так любишь.

– Постоянно меняется.

– И даст клиентуре намёк на высокие материи, Тото.

– По любому, беру. Назови свою цену, твою мать.