Читаем Том 1. Стихотворения 1939–1961 полностью

Поэзия — не мертвый столб.Поэзия — живое древо,А кроме того — чистый стол,А кроме того — окна слева.Чтоб слева падал белый светИ серый, темный, вечеровый, —Закаты, полдень и рассвет,Когда, смятен и очарован,Я древо чудное ращу,И кроной небу угрожаю,И скудную свою пращуДалеким камнем заряжаю.<p>«Как незасыпанный окоп…»</p>Как незасыпанный окопВ зеленом поле ржи,Среди стихов иных веков,Наш тихий стих, лежи.Пускай, на звезды засмотрясь,Покой и тишь любя,Читатели иных вековОступятся в тебя.<p>ЧИТАТЕЛЬСКИЕ ОЦЕНКИ</p>Прощая неграмотность и нахрап,Читатель на трусость, как на крапНа картах, в разгар преферанса,Указывать нам старался.Он только трусости не прощалИ это на книгах возмещал:Кто смирностью козыряли,Прочно на полках застряли.Забыв, как сам он спины гнул,Читатель нас за язык тянул,Законопослушными брезгалИ аплодировал резким.Хотя раздражала многих из насЧитательская погонялка,Хотя от нажима рассерженных массСебя становилось жалко, —Но этот повышенный интересСработал на литературный процесс.<p>«На экране — безмолвные лики…»</p>На экране — безмолвные ликиИ бесшумные всплески рук,А в рядах — справедливые крики:Звук! Звук!Дайте звук, дайте так, чтобы пело,Говорило чтоб и язвило.Слово — половина дела.Лучшая половина.Эти крики из задних и крайних,Из последних темных рядовПомню с первых, юных и раннихИ незрелых моих годов.Я себя не ценю за многое,А за это ценю и чту:Не жалел высокого слога я,Чтоб озвучить ту немоту,Чтобы рявкнули лики безмолвные,Чтоб великий немой заорал,Чтоб за каждой душевной молниейРаздавался громов хорал.И безмолвный еще с Годунова,Молчаливый советский народГоворит иногда мое слово,Применяет мой оборот.<p>ШЕСТОЕ НЕБО</p>Любитель, совместитель, дилетант —Все эти прозвища сношу без гнева.Да, я не мастер, да, я долеталНе до седьмого — до шестого неба.Седьмое небо — хоры совершенств.Шестое небо — это то, что надо.И если то, что надо, совершил,То большего вершить тебе не надо.Седьмое небо — это блеск, и лоск,И ангельские, нелюдские звуки.Шестое небо — это ясный мозгИ хорошо работающие руки.Седьмое небо — вывеска, фасад,Излишества, колонны, все такое.Шестое небо — это дом, и сад,И ощущенье воли и покоя.Шестое небо — это взят Берлин.Конец войне, томительной и длинной.Седьмое небо — это свод былинОфициальных              о взятии Берлина.Сам завершу сравнения моиИ бережно сложу стихов листочки.Над «и» не надо ставить точки. «И»Читается без точки.<p>ЭТО ПРАВДА</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Слуцкий, Борис. Собрание сочинений в 3 томах

Похожие книги

Борис Слуцкий: воспоминания современников
Борис Слуцкий: воспоминания современников

Книга о выдающемся поэте Борисе Абрамовиче Слуцком включает воспоминания людей, близко знавших Слуцкого и высоко ценивших его творчество. Среди авторов воспоминаний известные писатели и поэты, соученики по школе и сокурсники по двум институтам, в которых одновременно учился Слуцкий перед войной.О Борисе Слуцком пишут люди различные по своим литературным пристрастиям. Их воспоминания рисуют читателю портрет Слуцкого солдата, художника, доброго и отзывчивого человека, ранимого и отважного, смелого не только в бою, но и в отстаивании права говорить правду, не всегда лицеприятную — но всегда правду.Для широкого круга читателей.Второе издание

Алексей Симонов , Владимир Огнев , Дмитрий Сухарев , Олег Хлебников , Татьяна Бек

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Поэзия / Языкознание / Стихи и поэзия / Образование и наука
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы

В настоящий том, представляющий собой первое научно подготовленное издание произведений поэта, вошли его лучшие стихотворения и поэмы, драма в стихах "Рембрант", а также многочисленные переводы с языков народов СССР и зарубежной поэзии.Род. на Богодуховском руднике, Донбасс. Ум. в Тарасовке Московской обл. Отец был железнодорожным бухгалтером, мать — секретаршей в коммерческой школе. Кедрин учился в Днепропетровском институте связи (1922–1924). Переехав в Москву, работал в заводской многотиражке и литконсультантом при издательстве "Молодая гвардия". Несмотря на то что сам Горький плакал при чтении кедринского стихотворения "Кукла", первая книга "Свидетели" вышла только в 1940-м. Кедрин был тайным диссидентом в сталинское время. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". Строки в "Алене Старице" — "Все звери спят. Все люди спят. Одни дьяки людей казнят" — были написаны не когда-нибудь, а в годы террора. В 1938 году Кедрин написал самое свое знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублев". "Страшная царская милость" — выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженною — перекликалась со сталинской милостью — безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Не случайно Кедрин создал портрет вождя гуннов — Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. (Эта поэма была напечатана только после смерти Сталина.) Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьей не только своего времени, но и себя самого. "Как плохо нарисован этот бог!" — вот что восклицает кедринский Рембрандт в одноименной драме. Во время войны поэт был военным корреспондентом. Но знание истории помогло ему понять, что победа тоже своего рода храм, чьим строителям могут выколоть глаза. Неизвестными убийцами Кедрин был выброшен из тамбура электрички возле Тарасовки. Но можно предположить, что это не было просто случаем. "Дьяки" вполне могли подослать своих подручных.

Дмитрий Борисович Кедрин

Поэзия / Проза / Современная проза